– Ай, Дамбо, засунь язык себе в задницу, – рычит Танк. – Можно подумать, ты что-то понимаешь. Кто здесь вообще что-то понимает? Чем мы тут занимаемся, а? Может, ты мне скажешь, Дамбо? Или ты, командир группы? У тебя есть ответ? Если кто-то знает, зачем мы здесь, пусть скажет прямо сейчас, или я все разнесу! И всех перебью, потому что меня вконец достал этот маразм! Мы собираемся драться с теми, кто уничтожил миллиарды людей? И кто будет с ними драться? – Танк показывает винтовкой на Наггетса, который стоит, вцепившись в мою ногу. – Вот он?
Дальше – истерический смех.
Все оцепенели, а ствол винтовки Танка раскачивается по дуге. Я поднимаю руки и говорю как можно спокойнее:
– Рядовой, опусти винтовку. Это приказ.
– Ты мне не командир! Никто не может мне приказывать!
Танк стоит возле своей койки и держит винтовку у бедра. Отлично – парень ступил на дорогу из желтого кирпича.
Я перевожу взгляд на Кремня. Он стоит ближе всех к Танку, всего в двух футах справа. Кремень едва заметно кивает в ответ.
– Кретины долбаные, вы хоть понимаете, почему они до сих пор нас не уничтожили? – спрашивает Танк.
Он больше не смеется. Он плачет.
– Вы же знаете, что им это раз плюнуть. Вы знаете, что они знают, что мы здесь. Вы знаете, что они знают, чем мы тут занимаемся. Так почему они позволяют нам это делать?
– Я не знаю, Танк, – отвечаю спокойно, не повышая голоса. – Почему?
– Потому что уже не важно, что мы делаем! Все кончено, чувак. Кончено!
Танк нацеливает винтовку на всех подряд. Если он нажмет на спусковой крючок…
– Ты, я, все на этой базе обречены! Нас всех…
Кремень бросается на Танка, вырывает винтовку и сбивает его с ног. Танк, падая, задевает головой край койки.
Вот он лежит, свернувшись в клубок, прикрывает голову руками и вопит как резаный, а когда не хватает воздуха, замолкает, делает вдох и вопит снова. Не знаю почему, но это даже хуже, чем когда он размахивал заряженной М-16. Кекс убегает и прячется в туалетной кабинке. Дамбо закрывает ладонями свои большущие уши и отодвигается в изголовье койки. Умпа бочком подходит ко мне и становится рядом с Наггетсом. А Наггетс обхватил мою ногу руками и смотрит, как Танк корчится на полу. Чашка, семилетняя девчонка, – единственная в группе, на кого не произвела впечатления истерика Танка. Она смотрит так, будто он каждую ночь катается по полу и вопит благим матом.
И тут до меня доходит: вот как они нас убивают. Это очень медленный и очень жестокий способ уничтожения. Они начинают изнутри, умерщвляют душу, а потом убивают физически.
Я вспоминаю слова Воша: «Главное – не лишить нас способности сопротивляться, главное – отнять у нас волю к борьбе».
Нам не на что надеяться. Надеются только безумцы. Танк нормален, потому что он это понимает.
И поэтому ему здесь не место.
47
Старший инструктор по строевой подготовке соглашается со мной, и утром Танка уводят в больницу для полного психиатрического обследования. Койка Танка пустует целую неделю, а наша группа, лишившись бойца, теряет очки в таблице лидеров. Мы никогда не выпустимся, никогда не поменяем синие комбинезоны на настоящую военную форму, никогда не выберемся за эту ограду из колючей проволоки под током. И не сможем показать, чего мы стоим, не сможем отомстить за все наши потери.
Мы не говорим о Танке. Его как будто никогда и не было. Мы должны верить в то, что система подготовки новобранцев совершенна, а Танк – всего лишь пустяковая погрешность.
А потом как-то утром в ангаре ОУ Дамбо подзывает меня к своему столу. Дамбо готовится стать санитаром в нашей группе, поэтому он, чтобы понять анатомию человека, вскрывает специально отобранные трупы. В основном это гады. Когда я подхожу, он не говорит ни слова, просто указывает кивком.
Это Танк.
Глаза у Танка открыты. Мы с Дамбо смотрим на него, а он смотрит невидящими глазами в потолок. Он совсем как живой, мне даже не по себе. Дамбо оглядывается – не слышит ли кто нас? – и шепчет:
– Только Кремню не говори.
Я киваю.
– От чего он умер?
Дамбо трясет головой, он сильно вспотел под защитным капюшоном.
– Зомби, это правда чертовщина какая-то. Я ничего не нашел.
Я смотрю на Танка. Он даже не бледный, кожа розовая и без всяких пятен или царапин. Как он умер? Превратился в Дороти и закинулся кучей таблеток в палате для психов?
– Может, ты его вскроешь и посмотришь?
– Я не буду вскрывать Танка. – Дамбо смотрит на меня так, будто я предлагаю ему спрыгнуть со скалы.
Я молча киваю. Плохая идея. Дамбо – не врач, он мальчишка двенадцати лет. Осматриваюсь и говорю:
– Тогда убери его со стола. Не нужно, чтобы кто-то его увидел.
Мне тоже не стоило его видеть. Я отворачиваюсь, чувствуя, что меня вот-вот вырвет, а потом что-то заставляет меня повернуться обратно. Я дотрагиваюсь до подбородка Танка и аккуратно наклоняю его голову набок. Потом ощупываю шею в основании черепа.
– Дамбо, дай нож.
Я никогда не резал ножом человека и никогда не собирался. Указательным и большим пальцами залезаю в разрез и достаю микрочип, который вживили Танку в основание черепа. Дамбо удивленно сморит на меня.
– Для следующего новобранца, – объясняю я. – Выбрасывать чип неразумно.
Тело Танка переместили к другим трупам, сложенным у дверей в ангар. Скоро его отправят в последнее путешествие, к мусоросжигательным печам, его пепел в потоках горячего воздуха смешается с серым дымом и в конце концов осядет невидимыми глазу частицами. Дамбо будет с нами, на нас, пока мы вечером не пойдем в душ. Там мы смоем с себя останки Танка, они утекут с мыльной водой к септикам и, перед тем как впитаться в землю, смешаются с нашими экскрементами.
48
Замена Танку прибывает через два дня после этого дежурства в ангаре ОУ. О его появлении мы знаем заранее, потому что Резник выдал информацию на инструктаже «Вопрос – ответ». Сержант ничего не рассказывает о новеньком, произносит только кличку – Рингер. После ухода Резника ребята гадают, почему сержант так назвал бойца. Должна быть какая-то причина.
Наггетс подходит к моей койке и спрашивает:
– Что значит рингер?
– Это тот, кого незаконно зачисляют в команду, чтобы набрать побольше очков, – объясняю я малышу. – Очень хороший игрок.
– Снайпер, – угадывает Кремень. – Это наше слабое место. Кекс хороший стрелок, я тоже ничего, но ты, Дамбо и Чашка просто мазилы. А Наггетс и стрелять-то не может.
– Иди сюда и повтори, что я мазила, – кричит Чашка.
Девчонка постоянно рвется в бой. Будь моя воля, я бы выдал ей винтовку, пару обойм и выпустил из лагеря, чтобы она перестреляла всех гадов в радиусе ста миль.
