Я трясу головой – вообще не понимаю, о чем он. Что за настоящая память?
– Птицы, их можно встретить практически повсюду, – говорит Вош и с рассеянным видом поглаживает кнопку «Ликвидация». – Совы. На первой фазе, когда мы только начали внедряться в вас, мы часто использовали защитную память сов. Их память скрывала нас от беременной матери.
– Ненавижу птиц, – шепотом говорю я.
Вош улыбается.
– Самые полезные представители здешней фауны. Они очень разные, их не считают опасными, они везде, и поэтому их не замечают. Вы в курсе, что птицы произошли от динозавров? Какая ирония. Динозавры уступили место вам, а теперь вы с помощью их потомков расчищаете путь для нас.
– Мне никто не помогает! – кричу я, и лекция Воша обрывается. – Я все сделала сама!
– Неужели? Как же получилось, что в тот момент, когда ты убила доктора Пэм в ангаре номер один, двое часовых были застрелены, еще одного выпотрошили, а четвертого сбросили с его поста на южной сторожевой башне высотой в сотню футов?
– Мне об этом ничего не известно! Я просто пришла забрать брата.
У Воша темнеет лицо.
– Ты же знаешь, что это бесполезно. Все твои надежды, детские мечты о том, что нас можно победить, – полная чушь.
Я открываю рот, и слова сами находят выход:
– Да пошел ты.
Палец Воша бьет по клавише с такой силой, будто он ее ненавидит. Он бьет так, будто у этой клавиши есть лицо, и это человеческое лицо, лицо таракана разумного, а его палец – ботинок.
86
Не помню, что я сделала сначала, кажется, завопила. Помню, как выскользнула из лап глушителя и бросилась к Вошу, чтобы вырвать его глаза. Но я не возьмусь сказать, что было раньше – мой крик или бросок к Вошу. Бен обхватил меня, чтобы удержать на месте. Это, я знаю, произошло после крика и броска. Бен потянул меня назад, потому что я сфокусировалась на Воше и на своей ненависти. Я даже не взглянула через разбитое зеркало на брата, но Бен смотрел на монитор и видел слово, выскочившее после того, как Вош ударил по клавише.
«Упс».
Я круто разворачиваюсь в сторону зеркала. Сэмми все еще жив, он ревет в три ручья, но жив. Рядом со мной Вош так быстро встает, что стул летит через всю комнату и ударяется о стену.
– Он влез в компьютер и переписал программу, – рычит подполковник, обращаясь к глушителю. – Теперь вырубит электричество. Держите их здесь. – Потом он приказывает глушителю, который стоит рядом с Сэмми: – Заприте дверь! Пока я не вернусь, отсюда никто не выйдет.
Вош выбегает из комнаты. Щелкает замок. Выхода нет, мы заперты. Хотя… Можно уйти так же, как ушла я, когда меня в первый раз заперли в этой комнате. Бросаю взгляд на решетку в воздуховоде.
«Забудь, Кэсси. Против вас с Беном два глушителя, и Бен ранен. Даже не думай».
Нет. Против глушителей – я, Бен и Эван. Эван жив. А если он жив, значит, мы еще не дошли до конца, история человечества не завершена. Ботинок не раздавил таракана. Пока еще не раздавил.
И в этот момент я вижу, как он падает сквозь решетку. Реальный таракан, только что раздавленный. Я наблюдаю за его медленным полетом, даже вижу, как насекомое подскакивает после удара об пол.
«Хочешь сравнить себя с насекомым?»
Я снова смотрю наверх и вижу тень, она подрагивает, как крылья поденки.
И тогда я шепчу Бену Пэришу:
– Тот, который с Сэмми, – мой.
– Что? – испуганно переспрашивает Бен.
Я бью плечом в живот нашего глушителя. Мой удар застает его врасплох. Он вскидывает руки, чтобы удержать равновесие, и делает шаг назад, под решетку воздуховода. Пуля Эвана попадает в мозг, человеческий на сто процентов, и мгновенно его уничтожает. Пистолет оказывается в моей руке еще до того, как его бывший владелец падает на пол. У меня всего одна попытка. Один выстрел в разбитое мною же зеркало. Если промахнусь, Сэмми конец. Я поворачиваюсь к глушителю, а он поворачивается к Сэмми.
Но у меня был отличный инструктор, самый лучший снайпер в мире; он был лучшим, даже когда нас насчитывалось семь миллиардов.
Это не стрельба по банкам на заборе.
На самом деле это гораздо проще: голова глушителя ближе, и она намного больше банки.
Тело врага еще не упало на пол, а Сэмми уже на полпути ко мне. Я вытягиваю его через дыру в зеркале. Бен смотрит на нас, на мертвого глушителя с нашей стороны, на второго мертвого глушителя по ту сторону, на пистолет у меня в руке. Он не знает, на что смотреть. А я смотрю на решетку воздуховода и кричу:
– Все чисто!
Эван один раз ударяет по стенке воздуховода. Я сначала не понимаю, а потом смеюсь.
«Давай договоримся, как ты будешь стучать, когда тебе захочется меня напугать. Один раз – ты собираешься войти».
– Да, Эван. – Я смеюсь так сильно, что даже живот болит. – Можешь войти.
Я готова уписаться от счастья. Мы живы. Но главное, он здесь.
Эван спрыгивает в комнату и приземляется мягко, как кошка. Я в его объятиях ровно столько, чтобы шепнуть:
– Люблю тебя.
А он гладит меня по волосам, повторяет мое имя и еще говорит:
– Моя поденка.
– Как ты меня нашел? – спрашиваю я.
Он так близок, что кажется, я впервые вижу его ласковые глаза шоколадного цвета, впервые чувствую его сильные руки, и его мягкие губы тоже в первый раз прикасаются к моим губам.
– Легко. Кто-то побывал наверху и оставил для меня кровавый след.
– Кэсси?
Это Сэмми. Он держится ближе к Бену, потому что Бен для него сейчас понятнее, чем Кэсси.
«Что это за парень выпрыгнул из трубы? И что он делает с моей сестрой?»
– Это, наверное, Сэмми, – говорит Эван.
– Да, это Сэмми, – говорю я. – О! А это…
– Бен Пэриш, – говорит Бен.
– Бен Пэриш?
Эван смотрит на меня: «Тот самый?»
– Бен, это Эван Уокер, – говорю я.
У меня горят щеки, я хочу расхохотаться и забиться под стойку одновременно.
– Он твой парень? – спрашивает Сэмми.
Я не знаю, что сказать. Бен, судя по его виду, совсем растерялся, Эвану весело, а Сэмми просто любопытно. Я через многое прошла, но сейчас мне впервые по-настоящему неловко в логове врага.
– Мой школьный друг, – бормочу я.
Эван понимает, что у меня мозги набекрень, и вносит исправление:
– Вообще-то, Сэм, это Бен – школьный друг Кэсси.
– Мы не дружили в школе, – говорит Бен. – Хотя, кажется, я помню лицо… – Тут до него доходит сказанное Эваном. – Откуда ты знаешь, кто я?
