* * *
Задерживаться на разоренной стоянке купцы-разбойники, понятно, не стали. С рассветом погнали рабов на ладью, сразу приковали одного за другим на весла. В этот раз ведун оказался на левом борту и увидел, как Черем, закончив работу, бросил кузнечный инструмент в сундук, подпирающий стенку носовой надстройки. Один из самых важных вопросов отпал сам собой.
Из заводи корабельщики вытолкали ладью шестами и, встав по бортам, удерживали корабль от столкновения с берегом. Течение волокло путников не торопясь, со скоростью унылого пешехода. После полудня, под слабо моросящим дождичком, ладья выкатилась из протоки на более широкую речушку и к вечеру выплыла на полноводную Медведицу.
Здесь недовольный чем-то Свенег приказал бросить якорь и вставать на ночь. На берег корабельщики сходить не стали – видно, не хотели под дождем с сырым валежником возиться. Лысый Улав побросал гребцам по куску солонины, добавил для сытости по горсти квашеной капусты.
– А вода? – спросил Липичок.
– Язык высуни, – огрызнулся крепыш, указав пальцем на пасмурное небо, и ушел на нос, где кривичи натянули для себя навес из парусины. На голых гребцах намокать было нечему – так что о них хозяева беспокоиться не стали. Не сахарные, не растают.
– Хорошо, – перекусив, откинулся спиной на борт Середин и открыл рот, ловя в него частые прохладные капли.
Велимош, Ясень и словоохотливые гребцы оказались ныне у другого борта, а потому спросить, чему так радуется новичок, было некому.
Ночь быстро вступала в свои права. Низко ползущие над землей тяжелые тучи, что превращали день в сумерки, а сумерки – в мрак, быстро угомонили и гребцов, и их хозяев, да и птиц с кузнечиками и лягушками тоже было не слыхать. Тем не менее ведун никуда не торопился. Чтобы не заснуть, он мысленно напевал, покачиваясь из стороны в сторону, и прикидывал, как лучше поступить со своими жертвами.
«Пожалуй, убивать не стану, – наконец сказал он себе. – Пусть мужики решают, кто из них чего больше достоин. А я…»
– …Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном, – разминая плечи, начал читать заговор ведун, – выйду на широко поле, спущусь под круту гору, войду в темный лес. В лесу спит дед, в меха одет. Белки его укрывают, сойки его поят, кроты орешки приносят… – Середин поднялся, нащупывая ближайшее весло. – Проснись, дед, в меха одет. Дай мне хитрость лисью, силу медвежью, ловкость кунью, глаза кошачьи, уши волчьи…
В лесу этот заговор действовал лучше всех прочих – и мрак почти сразу рассеялся, превратившись перед кошачьим взором в серые однотонные сумерки. Опустив рукоять весла вниз, к самому клину, ведун намотал на него три витка цепи, опер краем рукояти на свою гребную банку, дотянулся руками до лопасти и резко, всем весом, на ней повис.
Больше всего он боялся, что сломается рукоять, но прочная ясеневая древесина нагрузку выдержала. А вот клин, на который пришлась нагрузка, пятнадцатикратно увеличенная благодаря длинному рычагу, вылетел из бруса с легким хрустким щелчком, стукнулся о сиденье и шлепнулся назад на днище.
– Кто там шумит? – сонно приподнялся под навесом Улав. – А ну, цыц! По плети соскучились?
Середин, послушавшись, аккуратно положил весло на место, прихватил клин в руку, чтобы не звякал, выбрался на настил, прокрался к ящику с инструментом, открыл. Нашел опорную пластину под заклепку, среднюю кувалду с округлым бойком, примостился рядом и стал выбивать клин из своего кандального кольца.
Тихо не получилось. От раздавшегося над ухом грохота лысый Улав вскочил на ноги, заревел:
– Что там творится?!
Олег на миг отвлекся от работы и саданул ему молотом по своду стопы. Крепыш заорал еще громче и свалился на бок. Однако его место занял кузнец, метнувшийся к сундуку. Его ведун осадил ударом в лоб и вернулся к работе.
– Кто здесь?! А ну, выходи! – Третий купец выскочил с мечом. Клинком кривич тыкал в темноту над головой ведуна, а босые ноги его топтались возле серединского колена. Олег перед соблазном не устоял – и горе-вояка рухнул на Улава.
Четвертый кривич оказался умнее: попытался врага заколоть, сделав стремительный выпад на звук ударов. Увы, лезвие прошло на расстоянии в локоть от цели, и наградой за ловкость стал удар милосердия в близкий висок.
Свенег с последним своим товарищем завозились в самом носу, чиркая кресалом, и Олег наконец-то смог закончить начатую работу. Он сбросил кандалы с ноги как раз в тот момент, когда купец наконец зажег свечу и выступил вперед:
– Это ты, бродяга?
– А ты думал, тут нечисть болотная буянит? – Олег намотал цепь на левую руку, нагнулся и отобрал меч у стенающего разбойника с раздробленной ногой. – Извини, Свенег, тебе не повезло. Я буду куда опаснее.
– Слава Перуну!!! – Из-за спины хозяина бросился вперед разъяренный бородатый кривич.
Ведун встретил клинок витками железной цепи, рубанул в ответ. Но не кривича и не купца – он срубил свечу. А когда под пологом снова наступил мрак, быстро и деловито покончил с обоими противниками.
В наступившей тишине стало слышно, как настороженно перешептываются гребцы. Торопиться к ним Середин не стал. Уж очень ему не нравилось ходить голышом. А голым он себя ощущал в первую очередь без креста на запястье. В конце концов, ведун был не единственным магическим существом в этом мире.
К счастью, Свенег оказался жаден – прятать серебряный амулет далеко не стал, повесил себе на шею. Ведун забрал свое добро, а заодно и расшитый кафтан, который действительно был красив, пошарил по тюкам в поисках собственного оружия. Пока нашел – оделся уже полностью, пусть и не в свое. Впрочем, за последние дни из своего тряпья у него и так ничего не осталось.
Приведя себя в порядок, Олег подобрал свечу, зажег, прошел по помосту, присел на корточки возле Ясеня:
– Слышь, парень! Не знаешь, отсюда до Углича далеко?
– Полста верст … – пробормотал тот.
– Полста верст? Вниз по течению? С парусом и на веслах? Соли-идно… Как мыслишь, за две недели поспеем? – Ведун подмигнул замершему с отвисшей челюстью жениху и рассмеялся.
Божий суд
Углич открылся издалека: золотые кресты на куполах церквей и колоколен скребли низкие темные тучи, могучая десятибашенная крепость вознеслась на рукотворных земляных валах над россыпью приземистых избушек и колыхалась там в сизоватом мареве. Марево поднималось от ремесленных слободок, раскинувшихся от твердыни почти на версту во все стороны и даже перебравшихся на левый берег Волги
[6]
. Под ударами весел ладья подошла под самые стены, к одному из центральных причалов, решительно подвалила на свободное место, одновременно сбросила сходни и канаты. Корабельщики накинули петли на причальные быки, натянули концы, а по сходням спустился на тесовый настил веселый и румяный Ясень – в суконных штанах и атласной косоворотке, в горлатной шапке и зеленом кафтане, расшитом алым и желтым катурлином
[7]
. На ногах его красовались красные сафьяновые сапоги, на поясе – широкий кушак из золотистого атласа. Отмытый от пота и грязи, побритый наголо и опрысканный полынным маслом, паренек выглядел натуральным княжичем – только меча на поясе не хватало.
