– Шаркунарл, – фыркнул Буран. – Какая же ты все-таки зануда, брат.
Неприкасаемый ушел, оставив меня с ранеными, а я погрузился в работу. В голове крутилась идея меток, сводя обрывки мыслей друг с другом. Видимо, Одноглазый был с меткой. Знал ли он о ней? И кто ее поставил? Черный капитан?
Старый моряк занервничал, когда узнал о странном парне с прибором Цитадели. Значит, знал. Не окажется ли, что Радагу давно уже известно, где мы сейчас? Может, он с конца зимы идет по нашему следу и с каждым днем все ближе?
По спине пробежали мурашки. Что, если уже сейчас Черный капитан вместе со своими демонами приближается к «Звездочке»?
События прошедшей зимы нахлынули на меня. Я вспомнил теплицу старика Раска, вспомнил странного следователя Лавоя. Сердце приятно защемило. Хорошее ведь было время. Нахмурившись, я отбросил бесполезные воспоминания.
Как здесь оказался Эльм? Может, он нанялся на корабль, как и собирался? Просто тоже попал к пиратам, и судьба свела наши ледоходы вместе. Такое ведь случается? У судьбы, говорят, то еще чувство юмора. Но отчего-то мне не верилось в такое совпадение. Догадки роились в голове одна хуже другой, а нездоровое любопытство изнывало от неизвестности. Я не нашел тела бывшего силача среди приконченных бандитов. Признаюсь честно – очень хотелось увидеть здоровяка мертвым.
Куда он делся?
Нет, конечно, Эльм мог сбежать в ледовый лес и затаиться. Он мог погибнуть, а его трупа просто не нашли моряки «Звездочки». Но что-то подсказывало мне – это слишком простое решение. Простое и неверное.
В коридоре послышался глухой крик. Громко лязгнула дверь в коридор. Кто-то что-то торопливо залопотал, зашаркали ноги, словно несли что-то тяжелое. Дохнуло морозом.
– Кван! Ква-а-а-н! – орал Крюкомет. – Где эта драная шаркунья шваль?!
Он ворвался в лазарет, уставился на меня. Во тьме блеснули безумные глаза офицера:
– Где док?! Быстро! Говори!
– В гальюн ушел.
Крюкомет вошел в лазарет:
– Шаркунец! Заноси! Быстро! Да быстро же! В сторону, щенок!
Двое моряков, я узнал в них Шона и Рэмси, с пыхтением затащили в лазарет тело. В свете лампадок я увидел, что за ним стелется темный след.
– Почему этого ублюдка нет, когда он нужен? Почему этих сучьих врачевателей никогда нет на месте?! Я вышвырну тварь на мороз, пусть там гадит!
Я хлопал глазами, глядя то на Шона, то на Рэмси, то на беснующегося Крюкомета, то на тело на полу.
– Давайте его ближе к печке. Ближе! Как ты там, Яки? Ты как?
Я пошатнулся, узнав лежащего.
– Что случилось?!
– Демон… С ванны сорвало лист, мы вышли, поправить, чтобы снегу не намело на наколотое, – потерянным голосом заговорил Шон. – Он вырос как из-под земли. Я ничего не успел сделать. У меня и не было ничего. Он вырос. Только что не было, и тут вырос. Здоровый, жуткий мужик с крюком вместо руки. Он смеялся, понимаете? Смеялся!
Во рту пересохло, лоб запылал огнем. Яки? Коротышка Яки?!
– Что такое?! Что случилось? – Во тьме коридора возник силуэт. Кван торопливо вошел в лазарет, оскользнулся на крови и чуть не упал. – Что случилось?!
– Яки порвали! Сделай что-нибудь, док! – Офицер едва не взмолился об этом.
– Он появился из снега. Он прятался под ним. Сидел и ждал под снегом, пока мы подойдем! Выскочил и вспорол Яки живот. Я закричал, бросился на него. Дозорный наверху заорал, а этот ублюдок нырнул обратно в снег и исчез! Это не человек, клянусь! Не человек!
– Давай, Кванчик! – Крюкомет его не слушал, все внимание боцмана сосредоточилось на докторе. Тот с руганью срезал одежду с молчащего Яки и чуть ли не плакал от досады.
– Ну что такое происходит! Ну как же так! – причитал Кван. – Эд! Быстро мне повязки! Дайте свет! Больше света!
Я бросился в угол, вскарабкался на полку, где лежали высохшие выстиранные в чуть теплой воде тряпки, вернулся обратно. Крюкомет сгреб лампадки поближе к доктору.
– Ну что же это такое… – хныкал Кван.
– Док, как он? Док? – нервно бормотал боцман. – Яки? Яки, ты меня слышишь? Держись, дерьмо ты ледовое! Держись!
Я смотрел на темные силуэты, склонившиеся над телом Коротышки Яки, и не мог пошевелиться. Сознание устремилось куда-то под потолок и оттуда наблюдало за тщетными попытками Квана и Крюкомета. Мне показалось, что снаружи донесся зловещий хохот Эльма.
– Ну почему все сразу, а? – ныл Кван.
Шон стоял у шторки, неотрывно глядя куда-то в темноту перед собой. Нижняя его челюсть заметно дрожала.
– Давай, док! Сделай что-нибудь! – взмолился Крюкомет.
Кван замер, слезно выругался и в сердцах отбросил в сторону нож, которым резал одежду раненого. Сталь жалобно звякнула.
– Док? – застыл боцман.
В лазарете стало еще холоднее.
Коротышка Яки умер.
Глава третья
Тень во льдах
– Да сколько можно?! Что опять у вас происходит? Почему так долго? – брызнул слюной Балиар. Он зло щурился, глядя на капитана. Дувал, застигнутый этой вспышкой ярости посреди речи перед собранной командой, наморщил нос от злости:
– Шаман? Ты удивляешь меня!
Моряки молчали. Жиденькие огоньки лампадок едва выдергивали из темноты искаженные светом лица. Настроение у команды было совсем недобрым, под стать реплике заклинателя льдов.
Старый шаман фыркнул, бросил быстрый взгляд в темноту и неожиданно ссутулился.
– Хорошо. – Гром убедился, что Балиар не станет продолжать перебранку. – Я повторю – по плану двигатели мы запустим через два дня.
– Если все пр-р-ройдет хор-р-рошо, – прошелестел Шестерня. Уродливый моряк был тут же, он держался неподалеку от Балиара, и мне казалось, что боцман инструментариев то и дело поглядывал на заклинателя. Но, наверное, это была игра света, не больше. – Нужно больше топлива. Нужен запас. Масла почти готовы. Я пр-р-ровер-р-р-рял кое-какие детальки, все будет хор-р-р-рошо. Но нужны запасы.
– А вы даже их не можете обеспечить! Почему все должен делать я, а? – вспыхнул Балиар. – Вы думаете, мои силы безграничны?! Я столько их копил! И зря! Все впустую потрачено! И этот молокосос, слабак! Почему он, а не я…
Балиар осекся и умолк.
Моряки молчали, но были в смятении. Шаман никак не походил на того добродушного старика, к которому все привыкли.
– Балиар! Прекрати истерику!
– Да, дедуля, если ты думаешь, что топанье ногами и потрясание высушенной задницей каким-то образом приблизит тебя к теплым краям, – то я должен тебе сказать. Нет, почему сказать? Я должен возопить – нет, малютка Балиар. Ты таким образом можешь лишь надорвать свои хилые связоньки, и тогда, не дай-то Темный, разумеется, ты окажешься в обители Квана. А тот, заметь, тот, когда ты будешь хрипеть и тянуть к нему ручки, может вдруг ответить тебе: «Почему все должен делать я, а?»
