– Отложить поход не хочешь?
– А смысл время тянуть?
– Мне поможешь, в поисках поучаствуешь, и с алжирцами сотрудничество укрепим. Оставайся ещё на месяц.
– Нет. Домой тороплюсь.
– Как знаешь. А что с фрегатом своим делать будешь, если всё же решишь пешим ходом к Дону идти?
– Мы с капитаном «Ветрогона» вступили в долевое владение кораблём. Как акционерное предприятие. Знаешь ведь, что это такое?
– Конечно знаю, я ведь Семёнов.
– Вот. Тридцать процентов всего, что принесёт «Ветрогон», теперь в доле Скокова, и за это он продолжает командовать фрегатом.
– А семьдесят процентов, значит, тебе станет отстёгивать?
– Только пятьдесят, ещё двадцать на экипаж раскинули. Впрочем, что мы всё о делах и походах? Насколько я понимаю, ты о чём-то другом хотел поговорить?
Каперанг посмотрел вокруг, никого постороннего не обнаружил, достал из кармана брюк пачку фильтрованных сигарет «Элита», которые с недавних пор стали выпускать в Конфедерации, угостил меня. Мы прикурили от одной спички, и он спросил:
– Действительно, о другом. – Он чуть помолчал и продолжил: – Скажи, что это за пёс всё время рядом с тобой крутится?
– Мой домашний питомец, хорошо дрессированный волкодав.
– Давай без этого, – поморщился Семёнов.
– Без чего без этого? – Я изобразил непонимание.
– Не надо вранья.
– А что ты хочешь знать и почему тебя так интересует какая-то собака?
Каперанг сделал глубокую затяжку, выдохнул и объяснил:
– Этим летом Симаков и некоторые близкие к нему господа-товарищи завели себе точно таких же псов. Поначалу все думали, что это какая-то причуда, однако особо наблюдательные, в том числе и из госбезопасности, заметили, что собачки слишком уж умные. Мне бы тоже хотелось такого четвероногого друга рядом с собой заиметь.
– Это не ко мне, тёзка. У меня самец, и я щенками не торгую.
– Значит, не хочешь сказать, где такие умные псы водятся… Или, может, ты подписку о неразглашении давал?
– Правильно понимаешь, на некоторые вопросы я ответить просто не могу.
– А кто может?
– Хм! Симаков или кто-то из тех, кто в столице большой начальник.
– Например, твой патрон генерал-майор Ерёменко?
– Да, только сразу тебе скажу, это тайна невеликая, так что рано или поздно она всё равно станет достоянием общественности. Потерпи, и всё узнаешь.
– Ладно, не можешь на эту тему говорить, значит, замнём разговор и будем считать, что я тебя ни о чём не спрашивал.
– Договорились.
Семёнов встал, я следом, и мы расстались. Расстроенный тем, что не смог узнать что-то о разумных псах, комендант базы отправился к восстанавливаемой береговой РЛС, возле которой суетились бригады техников, а я спустился и вскоре был на «Ветрогоне» и до самого позднего вечера вместе со Скоковым провозился с морскими картами европейского побережья…
Следующим утром построение личного состава базы происходило не на плацу, а на причале. Нас провожали с душой, не было оркестра, и торжественных речей никто не толкал, но достаточно было взглянуть в лица людей, чтобы понять одну простую истину: нам здесь в любом случае будут рады, и, если сейчас я отдам команду остаться в «Гибралтаре» ещё на месяц, никто против не будет.
Разумеется, отменять или переносить дату выступления в поход я не стал, и под бодрые крики остающихся на берегу «Ветрогон» отчалил, развернулся и на среднем ходу покинул свою очередную гавань.
Одинокий корабль прошёл пролив, выскочил в Атлантический океан и, держась в виду береговой черты, начал путешествие к Балтийскому морю. День шёл за днём, мы прошли Кадис, мыс Сан-Висенти, Назаре, Порту и Ла-Корунью. Ни одной рыбацкой лодки, полнейшее запустение. Кругом заросшие лесом развалины некогда огромных городов и одичание. На берег мы не сходили, но и того, что видели в оптику, хватало с избытком. В этих местах царил регресс. Люди стремительно дичали, и, как мне тогда казалось, вся Испания и Португалия стали одним огромным полигоном по воспроизводству дикарей вроде российских «беспределов», с которыми мне в своё время довелось повоевать.
Четвёртый день похода. «Ветрогон» вошёл в Бискайский залив. Мы со Скоковым приняли решение не идти вдоль французских берегов, а немного срезать наш путь. И от городка Хихон фрегат прямым курсом направился к Ла-Маншу, где и влетел в сильнейший шторм.
Рваные облака мчались по небу с огромной скоростью. Бешено завывал ветер, через палубу перекатывалась крутая волна. Казалось, природная стихия противится нам, не хочет пропускать дальше. И будь мы послабее духом, то, несомненно, отвернули бы в сторону, легли на обратный курс и вернулись бы на базу. Однако фрегат выдержал очередное испытание с честью, а моряки экипажа и десантники не сломались, и насчёт того, чтобы вернуться, ни один не заикнулся.
Восьмой день похода. Вошли в Ла-Манш, берега не видно, окрестности накрыты густым туманом, фрегат движется со скоростью всего десять узлов. БЧ-4 ведёт постоянное сканирование радиочастот – и ничего, полный ноль, и, только проходя Па-де-Кале, удалось выхватить переговоры некоей Армии Рединга с герцогом Бирмингемским Магомедом. Что это за армия и кто такой этот герцог с мусульманским именем, было не ясно, связь была плохая, шла на средних частотах, а язык представлял собой смесь арабского, английского и какого-то ближневосточного диалекта. Тедди Аргайл, который пытался перевести всю эту мешанину, понимал только одно слово из трёх, нервничал и просил разрешения попробовать наладить общение с городом Рединг, который был наиболее близкой к нам точкой радиовещания. Разрешения он не получил, всё понял правильно и сделал свою работу как мог.
Десятый день похода. Ночь. Фрегат находится на траверзе военно-морской базы германских ВМС Вильгельмсхафен. С берега нам подают световые сигналы. Однако это не морзянка и не МСС – международные морские сигналы, и разобраться в том, что нам хотят сказать, мы не можем. Вызываем берег на открытых радиочастотах, отбиваем светом, кто мы такие есть, а вместо ответа по нас открывают артиллерийско-миномётный огонь, да такой плотный, что только благодаря темноте, скорости и манёвренности корабля нам удалось уйти без особых повреждений.
День четырнадцатый. Ровно две недели минуло с того дня, как «Ветрогон» покинул «Гибралтар». Фрегат проходит Зундский пролив, радио молчит, однако на берегу видны рыбацкие посёлки и попадается множество свидетельств того, что здесь имеется какая-то цивилизация. Мы попытались остановить одиночную рыбацкую шхуну и переговорить с обитателями этого края, но не тут-то было. Местные люди настороже и о нашем появлении предупреждают друг друга дымовыми сигналами.
«Чёрт с вами, – наблюдая за очередной деревянной лодкой, которая скрывается в узкой скалистой гавани, думаю я, – ещё встретимся, а гоняться по берегу за языком пока не стоит».
