Она прошла «во всей красе, без сучка, без задоринки», как выразился один из редакторов.
– Наконец-то маленький лорд Фаунтлерой попал в жилу, – сказал другой.
– Давно пора, – одобрительно заметил третий.
…не успела леди Эвримен кончить, как с места поднялась графиня Троббинг, чтобы покаяться в грехах, и прерывающимся от волнения голосом поведала дотоле считавшиеся недостоверными подробности о происхождении нынешнего графа…
– Скажите мистеру Эдвардсу, пусть подберет фотографии всех троих, – распорядился помощник редактора «Последних новостей».
– …маркиз Вэнбру, громко рыдая от раскаяния… Миссис Пэнраст пела в лихорадочном возбуждении… леди Энкоредж, опустив глаза долу…
Тут архиепископ Кентерберийский, до тех пор не поддававшийся всеобщему воодушевлению, во всеуслышание заявил, что в Итоне в восьмидесятых годах он и сэр Джеймс Браун…
…затем герцогиня Стэйлская с возгласом «.Во искупление грехов!» созвала с себя диадему из бриллиантов и изумрудов, примеру ее тут же последовали графиня Периметр и леди Браун, после чего на паркет буквально градом посыпались драгоценные камни – бесценные фамильные сокровища вперемешку с поддельным жемчугом и стразами. Незаполненный чек выпорхнул из руки магараджи Поккапорского…
Получилось два столбца с лишним, и, когда Саймон, выслушав поздравления коллег, опустил наконец трубку, он впервые, с тех пор как стал газетчиком, ощутил полное удовлетворение от своей работы. Он допил водянистые остатки коктейля и прошел в кухню. Затворил дверь и окно и открыл дверцу духовки. В духовке было очень темно и грязно и пахло мясом. Он постелил на нижний противень газету и лег на нее головой. Тут он заметил, что нечаянно взял страницу «Морнинг диспетч» со светской хроникой Вэнбру, и накрыл ее еще одной газетой. (Противень был полон крошек.) Потом он отвернул кран. Струя газа взревела неожиданно громко, пошевелила его волосы и последние ошметки бороды. Сперва он задержал дыхание. Потом решил, что это глупо, и потянул носом. От вдоха он закашлялся, а от кашля стал дышать глубже, а задышав, почувствовал себя очень скверно. Но скоро он потерял сознание и через некоторое время умер.
Так последний граф Балкэрн отправился, что называется, к праотцам (тем, что полегли во многих землях и под многими знаменами, смотря по тому, куда гнали их прихоти внешней политики Англии и собственная тяга к странствиям, – при Акре
[7]
, Азенкуре
[8]
и Килликрэнки
[9]
, в Египте и в Америке. Одного дочиста обглодали рыбы, пока волны катили его среди крон подводных деревьев, другие почернели под тропическим солнцем до полной непрезентабельности, а многие покоились в мраморных гробницах пышной и причудливой архитектуры).
Примерно в это время в Пастмастер-хаус леди Метроленд говорила о нем с лордом Мономарком. Лорд Мономарк хохотал, как мальчишка.
– Вот молодчина, – сказал он, – так-таки нацепил фальшивую бороду? Ловко, ловко. Как, ты сказала, его зовут? Завтра же повышу его в должности.
И, вызвав сопровождавшего его секретаря, велел ему записать фамилию Саймона.
А когда леди Метроленд попробовала возражать, он не слишком-то учтиво оборвал ее.
– Брось эти штучки, Марго, – сказал он. – Уж со мной-то могла бы не выламываться.
Глава 7
Потом мистером Таратором стал Адам. Когда они с Ниной как-то завтракали у «Эспинозы» и лениво ссорились, к их столику подошла делового вида коротко стриженная женщина, в которой Адам узнал редакторшу светской хроники из «Дейли зксцесс».
– Я вот насчет чего, – сказала она. – Это не вы приходили с Балкэрном в редакцию в тот день, когда он с собой покончил?г
– Да, я.
– Вот уж подложил нам свинью. Шестьдесят два вызова в суд за клевету – это полученных, а будет и больше. И это бы еще полбеды. Главное, теперь мне и за него и за себя работать. Я подумала, может, вы знаете кого-нибудь из тех, кто здесь сидит, и мне что-нибудь расскажете.
Адам указал ей несколько примелькавшихся фигур.
– Да, но эти все не годятся. Они в черном списке. Понимаете, Мономарк рвал и метал из-за этой корреспонденции Балкэрна о вечере у леди Метроленд и категорически запретил упоминать всех, кто подал на газету в суд. Так что же мне, спрашивается, делать? Материала-то нет. Даже премьер-министра и архиепископа Кентерберийского и тех нельзя упоминать. Вы, наверно, никого не знаете, кто бы пошел на эту работу? За нее разве что круглый дурак возьмется.
– А сколько платят?
– Десять фунтов в неделю и служебные расходы. У вас что, есть кто-нибудь на примете?
– Я сам не прочь предложить свои услуги.
– Вы?! – Редакторша смерила его скептическим взглядом. – А справитесь?
– Недели две попробую, а там видно будет.
– Дольше-то никто и не выдерживает. Ну ладно, кончайте завтракать и пошли в редакцию. Таких безобразий, как Балкэрн, вам все равно не натворить, а ведь поначалу казалось – толковый работник.
– Теперь мы можем пожениться, – сказала Нина.
Тем временем иски за клевету, предъявленные автору, наборщикам и издателям последней корреспонденции Саймона Балкэрна, буквально парализовали работу судов по всей стране. Старая гвардия под предводительством миссис Блекуотер с головой окунулась в оргию судебных тяжб, какой не бывало с самой войны. (Один из молодых адвокатов вызвал особенное умиление леди Троббинг. «Доживите до моих лет, голубчик, и вы согласитесь, что в парике есть что-то очень sympathique…»). Представители молодого поколения в большинстве не стали доводить дело до суда, а на вырученные деньги устроили превеселый вечер в дирижабле. Мисс Рансибл, натура не столь благоразумная, заполнила два альбома газетными вырезками, запечатлевшими ее многократное появление в суде – то в качестве истицы, то в качестве свидетельницы, то (в шляпе, которую она попросила для этого случая у мисс Маус) в очереди из «одетых по последней моде дам, ожидающих, когда начнут впускать публику», один раз в момент, когда пристав удалял ее с галереи прессы, и, наконец, в качестве подсудимой, приговоренной к десяти фунтам штрафа или семи суткам тюремного заключения за неуважение к суду.
Значительно усложнило всю процедуру поведение миссис Оранг – она дала интервью, в котором полностью подтвердила все, что написал Саймон Балкэрн. Кроме того, она велела своему пресс-агенту разослать по телеграфу сообщение о вечере во все концы света. А затем отбыла со своими ангелами на континент, ибо неожиданно получила приглашение – оживить религиозную жизнь в Обераммергау.
