Шагов я не слышала, но теперь рядом со мной кто-то стоял. Это был молодой человек, с интересом за мной наблюдавший. Он был выше меня ростом, с густыми светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Наверное, это Арильд. Я положила трубку обратно.
Он снова снял ее и, вежливо поклонившись, протянул мне. Я не собиралась никуда звонить и совершенно не понимала, что я буду делать с этой трубкой, но все же в замешательстве приложила трубку к уху.
Он выжидающе смотрел на меня.
– Слышно что-нибудь?
Я смущенно покачала головой. Что там могло быть слышно? Ведь понятно, что на другом конце провода никого не было. Единственное, что я слышала, – это шум, раздававшийся на линии.
– Неужели и правда ничего не слышно?
– Да нет, там раздается какой-то шум.
Он с важным видом кивнул. Глаза у него сияли.
– Я тоже люблю иногда послушать его. Понизив голос, как будто он собирался поведать мне какую-то тайну, Арильд прошептал:
– Это шум большого далекого мира…
Я протянула ему трубку, он взял ее и, прижав к уху, стал с улыбкой прислушиваться. В глазах его засветилось удивление, он приоткрыл рот и мечтательно смотрел перед собой, очарованный и одновременно испуганный тем, что он принимал за отголоски чужой непонятной жизни за стенами замка.
Спустя некоторое время, он осторожно положил трубку в уключину.
– Конечно, я знаю, что это не так. Но можно же помечтать… правда?
Немного помолчав, он повернулся, и мы разошлись – каждый в свою сторону.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующее утро я спустилась к завтраку самой первой. Тотчас вслед за мной пришли Вера и Амалия. Они рассеянно и неторопливо заговорили о сильном ветре, дувшем за окном, но мысли их явно где-то витали.
Амалия была бледна и выглядела немного нездоровой.
Вера внимательно посмотрела на нее.
– Как вы себя чувствуете?
В тот же момент послышались чьи-то шаги.
Это были Каролина с Розильдой, они вошли в залу одновременно. Мы стояли в другом конце, а они появились из двух разных дверей, расположенных друг против друга. На полпути они встретились и дальше шли рядом.
Вместе они выглядели прекрасно. В зале стало так тихо, что мне показалось, будто слышно, как стучит мое сердце. Пока Розильда и переодетая Каролина приближались к нам, возникло такое сильное напряжение, что мы все на мгновение затаили дыхание. Ни в одной из них не чувствовалось ни капли притворства или наигранности. И все-таки Каролина была совсем не тем, за кого себя выдавала. И как у нее получалось разыгрывать из себя юношу? Но, как ни странно, именно ее непосредственность и была такой трогательной.
Она сказала чистую правду, Розильда оказалось необыкновенно красивой девушкой. Сложно описать красоту. Тонко очерченные полукружья бровей, прозрачные веки, словно из старинного фарфора, светящаяся кожа. Черты лица будто бы высечены искусным скульптором. Ее красота была совершенно необычного, притягательного свойства.
Я вспомнила тот вечер, когда впервые увидела Каролину: в темноте под окном свет лампы внезапно озарил ее лицо, и я подумала тогда, что даже и через тысячу лет не смогу забыть его. Такое же чувство я испытала, увидев Розильду. В Каролине меня привлекла не столько красота, сколько ее взгляд, ее лицо, которое удивительно быстро менялось, я не могла оторвать от него глаз.
И все же у них была одна общая черта – какая-то необъяснимая грусть, страдание, тенью ложившееся на улыбку.
Еще меня поразили рыжие волосы Розильды. Меня просто ошеломили эти волосы, собранные на затылке в роскошный пучок. Несколько минут я смотрела на них, как зачарованная. При первом взгляде на Розильду внимание привлекали именно эти удивительные рыжие волосы, а не тонкое лицо.
Но затем я увидела глаза, затмевавшие все остальное. Описать их совершенно невозможно. В них непрерывно сверкали и переливались веселые искорки, которые, словно облачка, проплывали по всему лицу. Эти глаза игриво светились, но мгновенно могли стать бездонными и загадочными. Я пыталась встретиться взглядом с Розильдой, и в ответ она вежливо смотрела на меня, но при этом на глазах у нее была словно непроницаемая завеса.
По-моему, с Каролиной у них все было иначе. Когда они смотрели друг на друга, завеса исчезала. Наверно, смущение от первой встречи между ними уже прошло. Они ведь уже тайно встречались и танцевали.
Я была так зачарована Розильдой, что не заметила, как в залу вошел Арильд. Почти сразу появился и Аксель Торсон, но я никого не замечала и только, не отрываясь, смотрела на Розильду.
Может быть, из-за этого я почувствовала со стороны Арильда некоторую отчужденность, когда мы с ним поздоровались. Он и виду не подал, что мы уже познакомились. Розильда тоже никак не показала, что знакома с Каролиной, но, по-моему, между ними существовало какое-то тайное согласие, которого у нас с Арильдом не было, и поэтому мне стало немножко обидно.
Он казался теперь совсем другим человеком, чем тот, которого я встретился несколько часов назад у городского телефона. Почему-то сейчас он вел себя удивительно равнодушно, как будто на самом деле был где-то не здесь. Если он и проявлял к чему-либо интерес, то только из вежливости.
Есть одно слово, которое мама употребляет с одобрением: «корректный». По-моему, это слово скучное, но к Арильду оно прекрасно бы подошло. Он был корректным, но казался каким-то замкнутым и застывшим.
Я заметила, что Каролина украдкой наблюдает за ним, и немного погодя она стала держаться точно так же, как он: холодно и немного сдержанно.
А мне как прикажете себя вести?
Если бы я сказала, что чувствовала себя совершенно естественно, это было бы неправдой. Внезапно я поняла, что все мы ведем себя довольно натянуто. К этой встрече все готовились заранее, и ничего удивительно нет в том, что она превратилась в игру, где все друг за другом наблюдают, и никто по-настоящему не ощущает себя самим собой.
Может быть, Арильд нарочно старался показаться таким сдержанным и хотел произвести впечатление самого заурядного человека. Каролина, которая, разумеется, боялась, что ее разоблачат, на всякий случай решила ему подражать. Какую роль играла здесь я – сама не знаю, но, по-моему, я попыталась изобразить скромную и немного замкнутую девушку.
Единственный, кто, наверное, был тут самим собой, – это Розильда. Во всяком случае, по ней нельзя было сказать, что она играет. Какая же она необыкновенная! Рядом с ней мы все выглядели немного блеклыми и невзрачными.
В первую очередь я должна была общаться с Розильдой, и я решила попытаться как-нибудь привлечь к себе ее внимание. Но вскоре поняла: это все равно что ловить бабочку голыми руками. У меня ничего не получалось.
Единственным, кто говорил за столом, был Аксель Торсон, он рассказывал о городских новостях, но, кажется, его никто не слушал. Все были погружены в свои мысли. Никто особенно не задумывался о том, что Розильда была немой. Иначе всем бы пришлось молчать, чтобы не обидеть ее. Если Аксель замолкал, наступала гробовая тишина, и когда завтрак окончился, все с облегчением вздохнули.
