– Ты сейчас слишком расстроена, девочка моя. А выражать соболезнования – это самое трудное. Нужно быть очень осторожным и сдержанным, понимаешь? Иначе можно только разбередить рану. Давай я тебе помогу.
Но мне не нужна была ничья помощь. Соболезнования? К чему они? Нет, я сама знала, что именно должна написать.
Я написала два письма – Розильде и Арильду. Писать обоим вместе было бы неправильно. Они были слишком разными. То, что могло успокоить Розильду, задело бы Арильда, и наоборот. Каролине я тоже написала, попросив ее сообщать о всем, что происходило в замке. Прежде всего я хотела знать, могу ли я чем-нибудь помочь.
Ответ пришел дня через два, но не от Каролины, как я ожидала, а от Розильды.
«Дорогая Берта!
Помнишь, однажды вечером мы шли по коридору: ты, я, Карл и Арильд – и встретили Леони, которая была с Помпе? Мы сразу заметили, что с Помпе что-то неладно. Он вел себя странно, был возбужден и как будто испуган. Вдруг он рухнул на пол и какое-то время пролежал без движения, с отсутствующим взглядом. Словно видел – не здесь, а где-то далеко – нечто ужасное, что мог видеть только он и никто другой. Мы решили, что Помпе заболел, но у Леони было другое мнение. Она сказала, что лошади и собаки, а возможно, и другие животные, имеют «шестое чувство». Леони была уверена, что Помпе находится в мистическом контакте со своим хозяином, моим папой. Расстояние не играет никакой роли.
Я помню, в какую-то секунду я почувствовала, что с папой что-то случилось. Я не хотела в это верить. Но если честно, после этого случая я постоянно ждала подтверждения.
Я была готова к тому, что может произойти, мои мысли были заняты этим каждую минуту, но когда то, о чем ты думал, происходит на самом деле, это не слишком помогает. Тебе все равно невыносимо больно. Мысли – это одно. А действительность – совсем другое. К тому же всегда оставалась надежда, которая сильней всего остального.
Но теперь мне больше не на что надеяться.
Мы получили три телеграммы. В первой сообщалось, что папа погиб. Во второй – что пропал без вести. И, наконец, еще через два дня пришла третья, с соболезнованиями по поводу его гибели.
Мы вспомнили день, когда Помпе так странно себя вел, – 26 февраля. Адрианополь штурмовали именно тогда, 26 февраля. Значит, это и есть день смерти нашего отца. Верная душа Помпе была рядом с папой, когда он погиб под Адрианополем и когда мы, ничего не подозревающие, стояли вокруг пса и не знали, что делать.
Вторая телеграмма, в которой сообщалось, что папа пропал без вести, снова заставила нас надеяться. Особенно Арильда. Леони тоже говорила, что папа жив. Она и сейчас продолжает это утверждать. У нее добрая душа, и я думаю, она говорит это просто для того, чтобы нас утешить. Она объясняет поведение Помпе тем, что папа был серьезно ранен и, возможно, находился между жизнью и смертью, но все-таки выжил.
Но когда мы получили третью телеграмму, всем надеждам пришел конец. Только Леони все еще не желает осознать правду. Пора бы ей понять, что от ее выдумок нам легче не становится.
Карл, в отличие от нее, знает, как можно утешить, ничего не выдумывая. Да, Берта, без твоего брата мы бы все это не вынесли. Мы очень признательны за то, что ему позволили быть с нами. Передай это, пожалуйста, вашим родителям.
Мы с Арильдом постоянно говорим о папе. Он был таким прекрасным человеком! Когда мы увидели его после стольких лет разлуки, мы были горды и счастливы оттого, что это наш отец. Он был добрей, благородней, отважней и жизнерадостней всех, кого мы когда-либо встречали. Мы часто смотрим на его лучший портрет – тот, что висит в большой зале наверху. На нем он совсем как в жизни – веселый и полный сил. Он любил жизнь и умел наслаждаться каждой минутой. Я знаю, папа хотел еще очень многое сделать. Он думал о будущем и строил планы для нас.
Но его больше нет. Надо с этим смириться.
Бедный, бедный папа и все погибшие, которые любили жизнь! Хотя у папы был такой на редкость счастливый склад характера, что к смерти он, наверное, относился так же легко, как и к жизни. Он и на том свете найдет что-нибудь хорошее. Гораздо хуже нам, оставшимся здесь.
Я бы хотела умереть сию же секунду, если бы точно знала, что снова стану маленькой девочкой. Что папа посадит меня на плечи, и будет носить по всем комнатам. А потом мы будем смотреть в окно, и он скажет: гляди, какая птичка! Или звезда. Или красивая снежинка, или…
Но никто не спрашивает, чего я хочу, и никакие желания не сбываются.
Боже наш, детей надежда, успокой малютку нежно…
Я бы могла писать тебе всю ночь, Берта, но не буду. Спасибо тебе за письмо!
Искренне твоя, Розильда»
Письмо было сдержанным. На Розильду это было не очень похоже, хотя многое читалось между строк. А через насколько дней от нее пришло новое письмо, совсем не такое спокойное.
«Берта!
Со мной произошло что-то необъяснимое. Я сомневаюсь, нужно ли об этом рассказывать, и в то же время чувствую, что не могу молчать. Прошу тебя, обещай, что никому и никогда не проговоришься о том, что я тебе расскажу. Я полагаюсь на тебя. Даже Карл ничего не должен знать.
Сейчас я пишу тебе и вся дрожу. Может, я просто схожу с ума, и мне не следует доверять своим чувствам?
Но лучше сразу перейти к делу.
Я видела призрак своей матери, Берта.
Это было вчера вечером. Я была в той комнате в башне, где лежат мои блокноты. Было поздно, далеко за полночь. Вдруг я увидела, что в кабинете напротив горит свет, и пошла туда узнать, кому не спится в такое время. Я думала, что это Карл. Но это оказалась женщина. Она стояла перед зеркалом, рассматривая свое отражение. На ней было светлое платье. Сначала я ее не узнала, но сразу поняла, что это не Леони. Но что делала здесь незнакомая женщина в такой поздний час? Она появилась слишком неожиданно, и у меня даже мысли не возникло о чем-то сверхъестественном. И тут в зеркале я увидела ее лицо. Я сразу же узнала – или, точней говоря, почувствовала, – кто это. Никаких сомнений. Это была она – моя мать.
Лицо у нее было бледным, глаза широко открытыми, и выглядела она испуганной. Кажется, она смотрела прямо на меня, хотя я не уверена, что она меня видела или хотя бы ощущала мое присутствие. Ведь я жива и принадлежу к другому миру. А живые и мертвые встречаться не должны. Я не знаю, как это бывает. Да никогда по-настоящему и не верила в истории с привидениями.
В следующее мгновение погасла свеча, стоявшая на комоде. Я подбежала и зажгла ее снова. Но в комнате уже никого не было.
Только тогда я поняла, с чем столкнулась. Меня охватил панический ужас. Вероятно, я потеряла сознание, потому что, когда очнулась, свеча уже почти догорела. Испуганная, в полном замешательстве, я вернулась в свою комнату.
