По многим причинам эта поездка оказалась весьма кстати, и не в последнюю очередь из-за «несчастной особы, которая, как я надеюсь, скоро сможет воссоединиться со своей семьей». Аксель намекал на Лидию Фальк аф Стеншерна
[8]
.
Кое-что меня удивило. Аксель писал, что София Фальк аф Стеншерна, вдова Вольфганга, брата Максимилиама, поехала во Францию вместе со всеми. Но, как я поняла из разговоров с Верой Торсон, эту даму не особенно любили. Муж Софии погиб при катастрофе «Титаника», и теперь она жила одна в небольшой усадьбе поблизости от Замка Роз. Овдовев, она вдруг решила, что должна стать хозяйкой замка, поскольку ее муж был старшим из братьев. Вольфганг, в свое время занимавшийся коммерцией, обанкротился и продал свою часть имения Максимилиаму, младшему брату.
Поводом для поездки был, конечно, еще и недуг Розильды. В Париже ее хотели показать врачу и сделать последнюю попытку избавить ее от немоты. Я помню, что этот вопрос обсуждался, – говорили как раз о каком-то парижском враче.
Зимой под гнетущими сводами замка всегда было неуютно. От холода и темноты страдали все, но особенно Арильд. Вот и прекрасно, что им удалось вырваться из этого мрачного, насквозь промерзшего дома!
Короче говоря, все было в порядке. Я наконец могла перевести дух и целиком отдаться праздничному настроению.
– Я так рада, что ты наконец повеселела, – сказала мама. И, помолчав, добавила: – Ты, наверное, скучала по Ингеборг?
Я не ответила. Мне было тяжело говорить об Ингеборг.
– Как ты думаешь, бабушка приедет? – спросила я, чтобы сменить тему.
Маме тоже хотелось бы это знать. Бабушка всегда приезжала без предупреждения, так уж ей это нравилось. Она не хотела, чтобы ее ждали, да и не любила связывать себя обещаниями. Так было каждое Рождество. Но за день до сочельника она все-таки являлась, с небольшой сумкой в руках. Подарки, для собственного спокойствия, она отправляла загодя, на случай, если не приедет сама.
Это Рождество прошло тихо и мирно. Совсем не так, как в прошлом году, когда с нами была Каролина. И Свея, наша старая экономка, без которой, как всегда считала мама, в доме просто не обойтись. Свея работала у нас очень давно, и мама от нее полностью зависела. Но вот Свея ушла, Каролина тоже, а жизнь тем не менее продолжалась.
В прошлое Рождество у нас было шумно. Каролина со Свеей постоянно ссорились, споря об избирательных правах и женском движении. Вмешалась бабушка, и Свея разбушевалась вовсю. Бабушка, как и Каролина, выступала за то, чтобы женщины голосовали. А Свея была против. Она с презрением говорила об этих «синих чулках», которым права подавай…
– Что это ты улыбаешься? – услышала я папин голос.
– Да так, Свею вспомнила…
Он легонько поцеловал меня в макушку и пошел зажигать свечи на елке. Я проводила его взглядом.
Неужели он действительно отец Каролины?
Не сказать, чтобы она была на него похожа. Скорее на бабушку – и даже не столько внешне, сколько но характеру. Та же любовь к жизни. То же чувство юмора. И умение постоять за себя. Конечно, это могло быть всего лишь совпадением: сходство бывает не только между родственниками. Но бабушка с Каролиной так хорошо понимали друг друга, что это поневоле наводило на мысль о тайном родстве.
Значит, бабушка могла знать правду о происхождении Каролины. И о том, какое отношение имел к нему папа.
И ведь именно бабушка привела Каролину к нам. Но, с другой стороны, она часто находила для нас горничных, так что это ничего не значило…
Мама села за рояль, чтобы сыграть «Тихую ночь». А Надя вдруг прошептала:
– В прошлое Рождество с нами была Каролина.
– Да, – сказал Роланд, – без нее стало пусто.
– И Свеи тоже нет, – повернувшись на стуле, задумчиво произнесла мама.
Я украдкой посмотрела на бабушку. Она стояла спиной ко мне у праздничного стола, но, почувствовав мой взгляд, обернулась. В этот момент я думала о том, что, возможно, она такая же бабушка Каролины, как и моя. Наши взгляды встретились. Что-то в ее глазах подсказывало мне: она тоже думает о Каролине, и, может быть, наши мысли схожи.
С Рождеством Каролина нас не поздравила. Открытки неожиданно перестали приходить. Я тоже ей не писала, хотя теперь у меня был адрес. Лишь на третий день Рождества из Парижа пришла бандероль от Арильда и Розильды. Они прислали мне подарки – флакончик духов и шелковый носовой платок с вышивкой. К ним была приложена открытка с несколькими строчками, написанными Розильдой. Она сообщала то, что мне уже было известно: они поехали во Францию, чтобы встретиться со своим отцом. Жаль, что я не с ними, писала она.
И в конце передавала привет от «Карлоса» – так она называла Каролину.
Когда бабушка увидела подарки, выяснилось, что она тоже получила много открыток из Парижа.
– Но Каролина не дала своего адреса, – сказала она.
Это я прекрасно понимала. Иначе просто нельзя. Ведь там ее звали Карлом. Не могла же она просить бабушку писать Карлу вместо Каролины. По этой же причине и я не могла дать бабушке ее адрес. Но она меня об этом и не просила. Вздохнув, сказала как бы между прочим:
– Сдается мне, от Каролины скоро придет письмо. Так что можешь не давать мне ее адрес. – И бросила на меня быстрый взгляд. Она что – читала мои мысли? – А тебе так не кажется? – продолжила она.
– Что кажется?
– Что от Каролины скоро будет письмо?
Я опустила глаза, покачала головой.
– Не знаю. Может быть…
ГЛАВА ПЯТАЯ
В школе мы читали о Марии Стюарт. Это было интересно. Ее везде изображали как сильную личность с неотразимым обаянием, под власть которой попадали все, кто оказывался на пути: и друзья, и враги. Ее внешности и характеру пелись бесконечные дифирамбы.
«Душа мужчины в теле женщины», – так отзывался о ней один современник. Сильная, честолюбивая, умная и своенравная как немногие, она всю жизнь пыталась сама управлять собственной судьбой. Но при этом в ней было так много чего-то необузданного, страстного, глубоко трагичного и рокового, что это шаг за шагом привело ее к гибели.
Мария Стюарт, без сомнения, принадлежит к выдающимся историческим личностям, но, если задуматься, что она оставила после себя? Чем, кроме своей красоты, одаренности и трагической смерти, запомнилась она потомкам?
«У звезд – огонь ее очей.
Лишь потому они и светят
И столь прекрасны несказанно»,
– писал влюбленный поэт. Другой восторженно восклицал:
«Глаза мои, вам нечего искать.
С ней никому на свете не сравниться!»
