«Дорогая Сага!
Вот сижу здесь и реву… Просто ужас какой-то.
Когда я опустила в ящик письмо Берте, меня чуть ли не паника охватила. Как будто я навсегда разорвала связи с дорогими мне людьми. И тем самым осудила себя на вечное одиночество.
Я, разумеется, несколько преувеличиваю, но примерно такие чувства переполнили мою душу.
От приглашения в Замок Роз было не так уж трудно отказаться. Я все же немного побаиваюсь справлять там Рождество. Но дома у Берты это было бы просто замечательно. К тому же там будет их бабушка.
Заметь, я пишу «их» бабушка. Хотя она и моя бабушка тоже. Фу, опять распускаю нюни… До чего же я, однако, жалкая!
Не в моих правилах вести себя подобным образом. И дело здесь, понятно, не только в Рождестве… Просто в это время все становится очевидным… Ощутимым. Может, это ты, Сага, грустишь во мне?
Ты ведь всегда была намного чувствительнее меня. И слезы у тебя всегда близко.
Тогда возьми себя в руки.
Умнее всего было бы остаться дома и никуда не ехать. Я знаю, что делаю.
К тому же сейчас я занята по горло.
Я буду читать пьесы и разучивать роли.
Буду бродить по улицам и площадям, заглядывать в магазины. Изучать людей, читать выражения их лиц, анализировать их улыбки, мимику, взгляды, жесты. Запоминать, как они ведут себя в различных обстоятельствах. Наблюдать за их движениями, походкой. А затем сыграю все, что видела, перед своими зеркалами – этими тайниками теней. Так что мне есть чем заняться!
И в театрах сейчас идет много новых пьес! У меня все же достаточно средств, чтобы иногда позволить себе посмотреть тот или иной спектакль. Совсем ведь необязательно ходить на премьеры.
Кстати, Ингеборг сегодня исполняла роль Пичужки; пришла ее очередь показать, на что она способна. И она была просто великолепна. Эта роль сама по себе ничем не примечательна, но ее очень трудно играть. Прежде всего требуется наличие подлинной наивности. Ты, Сага, верно, смогла бы сыграть эту роль. Но я – никогда. Мне кажется, в тебе есть невинность, которая отсутствует во мне.
Роль Пичужки действительно не для меня.
А Ингеборг она подходит. Ей и в самом деле удалось изобразить наивную хитрость – я, признаться, даже не ожидала от нее такой игры. К своему стыду я никогда не видела в ней задатков настоящей актрисы.
Недурна собой, довольно интересна как личность, но лишена всякого драматизма как тип – если ты понимаешь, что я имею в виду.
Но, стало быть, я ошибалась. Ингеборг обладает неожиданными внутренними ресурсами. Если сравнить ее сегодняшнее выступление с ролью Орлеанской девы, которую она играла всего лишь месяц тому назад, то можно понять, сколь широки ее возможности. Я, по правде говоря, никогда не считала, что Орлеанская дева ей удалась – она произносила свои реплики, словно проповедь с кафедры, и это в конце концов вывело меня из себя. Но теперь, увидев ее в роли Пичужки, я подумала, что, возможно, тогда Ингеборг была не так уж плоха в роли Орлеанской девы.
Или, может, я просто не захотела признать ее успеха.
Существует же такое понятие, как зависть.
В театральном мире, пожалуй, трудно найти человека, целиком и полностью свободного от этого недуга. Об этом надо помнить. Но от зависти актеру необходимо избавляться в первую очередь. Иначе он вряд ли достигнет высот. Я постоянно борюсь с ней – беспощадно и довольно успешно, если можно так выразиться. Это совершенно необходимо. Даже просто из инстинкта самосохранения. Дай я волю своей зависти, я тут же ослепла бы на оба глаза, полностью оглохла и напрочь потеряла бы всякую способность здраво рассуждать.
Берта где-то отыскала одну цитату из Гёте, которую я тотчас записала и прикрепила ко всем своим зеркалам. Вот она:
Любовь – единственное спасение, когда мы видим достоинства, превосходящие наши, в ближнем нашем.
Хотя я и заучила эти слова наизусть, каждый день вновь и вновь перечитываю их. Недостаточно просто думать о них или держать их в памяти, важно всегда иметь их у себя перед глазами, постоянно видеть их, запечатлеть в уме каждую букву – только тогда можно по-настоящему проникнуться ими… и жить в соответствии с ними.
Единственное спасение – вот именно! Я знаю, это сущая правда.
Эти слова сохраняют свою силу при всех жизненных обстоятельствах, это слова, которые, пройдя через мозг великого Гёте и очутившись на бумаге, не исказились, не потеряли своего изначального смысла.
И пребудут такими же истинными и неоспоримыми во все времена.
Этого, к сожалению, нельзя сказать о моих собственных более или менее продуманных изречениях. Они редко доживают до того, чтобы быть изложенными на бумаге. А если вдруг и оказываются на ней, то превращаются в не что иное, как в умничанье. И к тому же весьма недолговечны.
Все это, видимо, означает, что я глубоко завидую Ингеборг, но спасаюсь от этого любовью. Любовью к профессии и к самой виновнице моей зависти, то есть в данном случае к Ингеборг.
Я не пытаюсь скромничать, у меня, бесспорно, тоже есть дарование. Но мне этого мало – я хочу иметь талант Ингеборг! Я не могу довольствоваться только собственными успехами! Я хочу иметь ВСЕ! И твой талант, и мой, и ВСЕХ ДРУГИХ людей!
Так что теперь ты это знаешь, Сага!
Кстати, мне все больше и больше нравится Ингеборг – и как личность тоже. В ней есть то, что по-настоящему интересует меня. Когда-нибудь я все-таки обязательно приглашу ее на день рождения.
Но сейчас на носу Рождество. Которое нам нужно каким-то образом пережить.
Как ты считаешь, Сага? Может, нам все-таки передумать?
И поехать в Замок Роз? К маме?
Или лучше навестить папу?
Нет, это, пожалуй, будет еще труднее.
Проблемы с мамой хотя бы ясны. О них я уже говорила. Но вот с папой… Нет, я не решаюсь… Я ведь его почти не знаю.
Останемся же подобру-поздорову дома. Так будет лучше.
Кстати, мы с тобой еще не были в Театре драмы и не видели постановку «Гамлета».
С Андерсом де Валем в главной роли. И Марией Скилдкнехт в роли Офелии.
Или пойдем лучше в Шведский театр на «Белую лебедь»!
С Турой Юханссон, которая кажется мне очень одаренной актрисой. Кстати, она переменила фамилию, теперь ее зовут Тейе. Тура Тейе – не правда ли, звучно?
Говорят, она просто обворожительна в этой роли.
Кстати, а как мне назвать себя? Каролина Якобссон – не слишком запоминающееся имя. Не знаю, откуда Ида взяла его. Впрочем, кажется, ее отца звали Якобом? Да, кажется, так. Совершенно точно, его звали Якоб де Лето.
Мамина девичья фамилия была де Лето.
