Это мне более-менее понятно. Но мне кажется, Ингеборг недостаточно твердо отстаивает свое мнение. Ставит себя в сильную зависимость от режиссера.
Сама же она отнюдь не считает, что чересчур поддается чьему-то влиянию. Это только так кажется, уверяет Ингеборг, поскольку она всегда внимательно прислушивается к тому, что говорят другие. В том числе и режиссеры. И правда, она, как никто, умеет слушать. В этом ее сила, но одновременно и слабость. Ведь этим, к сожалению, могут воспользоваться другие, хотя Ингеборг в это и не верит.
Кстати, все студенты театральной школы рабски исполняют волю режиссера. Кроме меня – я предпочитаю быть режиссером самой себе. Но это не приветствуется, а зря. По-моему, в этом-то и заключается ошибка, ведь никто лучше меня не знает моих возможностей. С моими методами работы я вправе это утверждать. Однако иногда глупо чересчур настаивать на своем. Если все будут так поступать, к чему это приведет? Ингеборг права. Конечно, объединяющая сила нужна, должен быть кто-то, кто заботится о целостности спектакля.
Вот об этом мы и разговариваем с Ингеборг. Опытные актеры, наверное, только посмеялись бы над нами, ну и пусть. У них мы можем многому поучиться, но и собственный опыт нам тоже необходим. Нам кажется, что мы можем большему научиться у самих себя и друг у друга. Благодаря нашим пространным дискуссиям. Мы заставляем друг друга мыслить. Ингеборг говорит, что только сейчас начинает понимать, чем занимается. Я очень обрадовалась, когда она вчера призналась в этом. У меня самой такое же чувство.
Ингеборг оказалась интересной личностью, как я и предполагала до того, как мы познакомились ближе. Даже много интереснее, чем я.
Но к делу!
Здесь, между прочим, происходят интересные события!
Я сижу дома одна, пью чай и наблюдаю за птичками, которые растаскивают сноп соломы во дворе. Часы только что пробили начало третьего. На улице еще светло, день ясный.
И тут раздается стук в дверь!
Сердце у меня в груди так и подскакивает!
Только через минуту я поняла, что происходит. Настолько сильно я погрузилась в себя.
Кто бы это мог быть? В такой день! Вес, кого я знаю, в отъезде. Открывать дверь нет ни малейшего желания.
Но стук повторяется.
Это может быть только Ингеборг. Мы вообще-то собирались встретиться с ней завтра, но, возможно, она вышла прогуляться. И решила заглянуть ко мне. Я, уверенная в том, что это Ингеборг, иду открывать дверь, но на всякий случай все равно спрашиваю: кто там?
– Это я, Хедда, дружок. Хедда!
Бабушка Берты, Нади и Роланда, а также моя собственная. Впрочем, в этом совершенно уверена только я одна. Хедда, к сожалению, в этом сомневается! Впрочем, не знаю, что она сейчас об этом думает. Мы уже давно не говорили с ней о папе.
Но я называю ее «Хедда». А не «бабушка».
Хотя какое это имеет значение? Как бы я ее ни называла, она все равно останется той, кто она есть.
Мама хотела, чтобы я называла ее «тетя», но Хедда была против, так что, к счастью, мне удалось этого избежать.
И вот дверь распахивается, и на пороге стоит она – розовощекая, улыбающаяся, веселая, как всегда! Мы бросаемся друг другу в объятия.
Хедда рассказывает, что провела Рождество у детей. Она думала, что я тоже буду там. Но раз вышло по-другому, она решила сама навестить меня.
– Если Магомет не придет к горе, то гора сама явится к нему, как известно, – говорит она.
Долго гостить Хедда не собирается. Она никогда этого не делает. Появляется внезапно, словно молния, и так же быстро исчезает. И никогда заранее не извещает о своем приезде, а действует по сиюминутному побуждению. Но обладает редким даром сделать встречу радостной и светлой.
– Как тебе повезло, что я оказалась дома! – восклицаю я.
– Я это знала. Иначе бы не приехала, – улыбается в ответ Хедда.
Но откуда она могла это знать?
Даже если она знала от Берты, что я не собираюсь никуда уезжать, я могла бы просто выйти из дома и не вернуться до позднего вечера.
– Но, милая моя, такое я всегда предчувствую. Со мной никогда не случается, чтобы я приехала понапрасну.
– Но как же это возможно?
– Все дело в возрасте, дружок. В моих летах с человеком происходят удивительные вещи!
Хедда права. Она – моя добрая фея.
Хедда пробудет у меня только чуть больше часа, а потом уедет в свой родной городок. Но за этот час успевают случиться действительно удивительные вещи, которые всегда сопровождают ее появление. Как я люблю ее за это!
Сага!
Подумать только, что человек, которого так редко видишь и с которым нечасто сталкиваешься в повседневной жизни, может так много для тебя значить! Только потому, что он существует. Мне кажется, что та защищенность, которую я несмотря ни на что все же чувствую в своей жизни, исходит именно от Хедды. И хотя мы теперь почти никогда не видимся, она – моя точка опоры. Хедда и Вещая Сигрид!
Но это еще не все!
Ты знаешь, что я уже давно втайне мечтаю о маленькой муфточке. Какое количество витрин я обошла этой зимой, разглядывая в них всевозможные муфты! Мне всегда представлялось, что муфта не только греет в мороз и непогоду, но и составляет человеку нечто вроде живой компании. Почти как домашнее животное.
И представляешь, я получила в подарок муфту! Она гораздо красивее всех тех, что я видела или о которых осмеливалась мечтать.
У Ингеборг тоже есть муфта – очень элегантная. Из какого-то ценного меха, не помню, как называется. Но моя муфта лучше. Из натуральной ондатры. И шапка из того же меха. Обе – и шапка и муфта – подбиты черной шелковой материей. И все это мне подарила моя бабушка!
Такой же подарок получила Берта!
Это поистине замечательный сюрприз!
Однако…
Всегда, как известно, найдется какая-нибудь крошечная заноза.
Как я узнала от бабушки, Берта сейчас направляется в Замок Роз, чтобы провести там остаток каникул. Решение об этом было принято спешно. Лидия сама позвонила ей по телефону и пригласила в гости. Это произошло накануне сочельника. Берта обещала приехать туда как можно скорее и отправилась в путь сегодня утром вместе с Хеддой. Но пути их лежали в разные стороны, и поехали они разными поездами.
Интересно, что бы это могло означать, что мама – то бишь Лидия – вдруг взяла и ни с того ни сего позвонила Берте? Как-то на нее непохоже.
Это потому, что им сейчас очень скучно в Замке Роз, полагает Хедда. «Боюсь, что им всем там приходится несладко. Жизнь в замке небогата событиями».
Розильда почти целый год провела в Париже, где училась в художественной школе. Но когда в мире запахло войной, ей, разумеется, больше не разрешили оставаться во Франции. Это стало для нее глубоким разочарованием, я знаю об этом, поскольку получила тогда от нее очень грустное письмо. Она возвращалась домой с большой неохотой. И до самой последней минуты тянула с отъездом из Парижа.
