– Может, ей стоило бы вместо этого самой начать писать?
– Я просила ее об этом, но она не хочет. Говорит, что не может. Что у нее не получится так сразу снова взяться за кисть.
Говоря эти слова, Розильда не переставала разрисовывать страничку в блокноте и даже не подняла глаз, когда я спросила:
– А как же Арильд? Разве она им не интересуется?
– Конечно, интересуется. Но Арильд… я не знаю, он словно не от мира сего.
На мгновение наступила пауза. Был слышен только звук карандаша, вычерчивавшего узор в блокноте. Я произнесла:
– Меня мучает совесть из-за Арильда. Никогда бы не подумала, что он воспримет все эти мои проделки так серьезно.
– Да и кто бы мог так подумать?
– Стало быть, он все еще переживает?
– Он утверждает, что нет. Говорит, что забыл обо всем. Но честно говоря… не знаю. Арильд ведь не такой, как все.
– Чем он сейчас занимается?
– Ничем особенным. Он ни над чем не работает, если ты это имеешь в виду.
– Но как же он тогда проводит время?
– Читает и размышляет – все как обычно…
– Конечно же, читает философов?
– Полагаю, да. Мы хотели, чтобы он поехал сюда с нами, но нет. Он не хочет уезжать из замка.
– Может, это потому, что он не хочет встречаться со мной?
– Может… не знаю. Хотя нет, хочет, наверное, но только не вместе с нами. Чтобы не чувствовать, как за ним наблюдают.
– Берта очень дружна с ним?
– Да. Они переписываются. Ему повезло, что есть Берта.
Розильда взглянула на меня:
– А кстати, почему ты не приехала на Пасху?
– Это непросто объяснить… Понимаешь, я уже давно не бывала в замке. Я была очень занята своей работой. А может, чувствовала, что наши пути разошлись. Тогда лучше не встречаться некоторое время.
– Ты хочешь сказать, мы стали удаляться друг от друга?
– Не знаю. Сейчас, когда ты рядом, я этого совсем не ощущаю, но… я не знаю.
Розильда сидела на диване, а я рядом в кресле. Вдруг она вскочила и подошла ко мне. В глазах у нее блестели слезы.
– Каролина, ты думаешь, мы отняли у тебя маму, да?
Розильда провела рукой по моим волосам. Мне нечего было сказать. Я лишь покачала головой, и она продолжила тихим голосом:
– Мы разговаривали об этом, я и Арильд. И ты должна знать, мы не хотели этого. Ты наша сестра, и мы хотим, чтобы ты была с нами.
– Чтобы я жила в Замке Роз? Не это ли ты имеешь в виду?
Розильда озадаченно посмотрела на меня.
– Нет, в точности я не знаю… У тебя есть твой театр, и я понимаю, что ты не захочешь жить в Замке Роз. Я и не думала так. Скорее уж мне хотелось бы возвратиться в художественную школу в Париже, но сейчас это вряд ли возможно…
– В Стокгольме тоже есть художественные школы. Да и квартира эта понапрасну пустует.
– Ты думаешь, что мы, ты и я, могли бы жить здесь вместе?
В словах Розильды на мгновение послышалась надежда.
Но я говорила о другом. Она почувствовала это и спросила, почему я не допускаю и мысли о том, чтобы жить в квартире мамы.
– Но ведь у меня есть свой дом, – уклончиво ответила я. – Но мы все равно могли бы встречаться. Представь себе, как было бы хорошо, если бы ты переехала в Стокгольм, Розильда!
Но она молча покачала головой.
– Почему нет? Это могло бы стать хорошим решением, ты только подумай!
Розильда не ответила; она встала и молча вернулась на свое место на диване.
– Это из-за Арильда? – спросила я.
– Отчасти.
– Но ведь вы могли бы переехать сюда втроем? Розильда лишь опять покачала головой и помрачнела.
– Но в чем же тогда дело, Розильда? Что с тобой?
– Каролина, я боюсь, до смерти боюсь.
– Что-нибудь стряслось?
– Да.
Розильда несколько раз вздохнула и закрыла лицо руками. Я подошла и села возле нее, но не знала, заметила ли она это – она сидела неподвижно, прижав руки к глазам. Прошло несколько минут.
Слышалось только прерывистое дыхание Розильды.
И тут я внезапно почувствовала, что мы не одни. В проеме двери стояла Лидия.
Она уже приготовилась лечь в постель и стояла совершенно молча в белой ночной рубашке между двумя красными занавесками. Меня поразило, как молодо она выглядела: распущенные волосы и по-детски широко раскрытые глаза. Она неотрывно смотрела на нас, не произнося ни слова. Розильда все еще сидела неподвижно и не заметила присутствия мамы. Она отняла руки от лица, но не подняла глаз.
– Да, – прошептала она. – Кое-что стряслось. – Лидия не отрывала от нее взгляда. – Мама еще не знает… Она думает… – Я коснулась руки Розильды, а Лидия затаила дыхание и боялась пошевелиться.
– Розильда… – осторожно прошептала я.
Она взглянула на меня, и я незаметным жестом указала ей на дверь.
– Мама?
Розильда было поднялась, но потом снова села. Голос у нее был сдавленный.
– Мамочка…
Лидия подошла к нам. Она была бледна, взгляд ее был встревоженным.
– Чего я не знаю, Розильда?
– Мы обманули тебя, мама. Мы не хотели, но…
– Кто мы?
– Мы с Арильдом. Мы не могли сказать…
– Что же вы не могли сказать?
Розильда задрожала. Она протянула руки к Лидии.
– Мама… прости…
Лидия взяла ее руки и прижала их к груди.
– Но ведь я еще не знаю, что я должна простить…
Розильда тихо рыдала; я почувствовала себя лишней и встала, чтобы уйти. Но сестра попросила меня остаться, она хотела, чтобы я присутствовала при разговоре.
– Это некоторым образом касается и тебя, – пояснила она.
Я снова села, и Розильда собралась с духом.
– Мама, то письмо, которое мы получили, помнишь… письмо…
– То самое о Максимилиаме?
– Да.
Лидия повернулась ко мне и рассказала, что они получили письмо о том, что наконец-то обнаружено тело Максимилиама. Оно находилось в Лондоне и его собирались перевезти в Швецию при первой возможности.
– Но сейчас, в разгар войны, это сделать непросто, – добавила она.
Когда Лидия говорила, Розильда едва сдерживалась, мяла в руках носовой платок и все время пыталась перебить маму.
