Но она никак не могла успокоиться. Даг усадил ее на камень под мостом, сел рядом, висок к виску, и принялся тихонько ее покачивать. Достал носовой платок, утер ей слезы. Осторожно поцеловал в лоб.
– Я думал развеселить тебя… Мало-помалу она успокоилась и даже засмеялась сквозь слезы. И тут Даг поцеловал ее в губы.
Раньше он никогда такого не делал. Нора всхлипнула и на миг крепко прижалась к нему. Потом встала. Ой, шея и та мокрая от слез. Она взяла у Дага платок, промокнула шею.
Даг снова включил фонарик, осветил свод и черную воду. Подобрал кусок известки. Они должны написать на своде свои имена, за вон тем камнем, на котором сидели. Он протянул Норе известку. Имена и дату.
– Пиши первая!
Лучом фонарика Даг показал, где нужно писать, и Нора изобразила свое имя. Потом он в свою очередь взял известку, написал под ее именем свое, а сверху поставил дату.
17 апреля 1981 г.
НОРА
ДАГ
С минуту оба любовались надписью. Она сохранится здесь надолго. Если никто не сотрет.
– Ну что, пошли домой?
Не отвечая, Даг снова скользнул лучом фонарика по своду. Пятно света бежало по камням. А через несколько метров вдруг остановилось. Там тоже виднеется чье-то имя. Только написанное не известкой, а черной краской. Единственное под мостом чужое имя, правда, отсюда не прочтешь.
– Давай посмотрим!
Даг взял ее за руку. Идти, вернее балансировать, нужно по узкой полоске земли, скользкой, каменистой, неудобной. С величайшей осторожностью они ступали по камням. Даг тоже разок поскользнулся, но устоял – Нора удержала его. Ну вот, наконец-то добрались!
Даг посветил фонариком, и Нора прочла:
СЕСИЛИЯ АГНЕС
Она зажмурила глаза. Посмотрела снова. Да. Так и написано. Взглянула на Дага, но он опустил фонарик, свет падал на воду, и лица его было не различить.
Потом он повернулся и, не говоря ни слова, зашагал обратно. Нора пошла следом. Все казалось нереальным, как сон.
Даг остановился, протянул ей руку, но его лица она по-прежнему не видела. Поднимаясь на мост, оба не проронили ни звука. Что тут скажешь? Имя под сводом существовало. Это факт. Кто-то побывал внизу и написал там это имя. Когда? Зачем? Только имя, без даты.
Наверху все купалось в лунном свете. Река искрилась и сверкала. А под мостом вода была непроглядно черна.
Они молча сели на велосипеды и продолжили путь.
Дорога серебристой лентой плыла под колеса.
Как вдруг позади послышалось пыхтение. Нора нажала на педали, догнала Дага, который вырвался немного вперед и, похоже, ничего не слышал. Пыхтение приотстало, не поспевает за ними. Нора еще прибавила скорости, Даг держал тот же темп.
Некоторое время оба молчали. Пыхтение опять приблизилось. Громкое, явственное. Но Даг будто и не слышал.
Нора попробовала поднажать еще.
И тут Даг неожиданно резко затормозил. Нора вильнула, едва не наехав на него.
Сбоку из темноты вынырнула длинная, темная тень и бросилась к ним.
Громкий, заливистый лай – тень напрыгнула на Дага. Мохнач вернулся.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Даг прочитал Норе вслух цитату из Честертона
[5]
:
– «Мысль, не пытающаяся стать словом, никчемна. Как никчемно и слово, не пытающееся стать делом».
Стоило ему наткнуться на какую-нибудь меткую фразу, как он сразу шел к ней и читал вслух. Она поступала так же, но у него находок было больше. Ведь и читал он гораздо больше, чем она.
С этой цитатой он уже приходил, поэтому Нора сообразила, что цитата наверняка только предлог. Да и на лице у него написано, что думает он совсем о другом.
– Ты чего хочешь-то, а? – спросила она. Даг провел рукой по глазам.
– Не знаю.
Финтит. С того вечера, когда искали за городом Мохнача, они еще ни разу толком не разговаривали. Да и тогда разговор не состоялся, потому что домой они вернулись очень поздно и сразу разошлись по своим комнатам. Было это позавчера. С тех пор Нора держалась вроде как особняком. Она не то чтобы не хотела разговаривать с Дагом, наоборот, хотела, даже чересчур, и боялась сболтнуть лишнего.
Но сейчас Даг стоял прямо перед нею, а она не знала, что сказать. Села за письменный стол и жестом показала ему на стул.
– Чего стоишь-то. Садись.
Однако он будто и не слышал ее, стоял с вопросительным и слегка задумчивым видом.
– Не понимаю я этого, Нора.
– Ты о чем?
– О Сесилии Агнес. – Ну?
– Судя по тому телефонному разговору, тебе нужно было спросить про нее в Старом городе, так? То бишь в Стокгольме?
Даг пристально смотрел на Нору, будто ожидая от нее объяснений, а она хотела услышать его версию случившегося и потому не стала перебивать, только кивнула. Даг вздохнул.
– Я чуть не свихнулся, просто голову себе сломал и все равно не понимаю, как это самое имя оказалось написано под мостом у нас в городе?
Вдобавок оно там единственное, кроме наших! Ты понимаешь, какая тут связь?
Нора помотала головой. Нет, она тоже не понимает.
– Жутковато, верно?
– Не в том дело, что жутковато. – Даг пожал плечами. – У меня, по крайней мере, сложилось впечатление, что эта загадочная особа живет в Стокгольме. Ты тоже так решила?
– Да я не очень-то и вникала. А что?
– Но ты ведь не думала, что она живет в нашем городе? Или думала?
Нет. Нора сказала правду, она вообще не строила догадок о том, где живет Сесилия Агнес. Проблем и так хватает. С куклой, например.
– С куклой? Что ты имеешь в виду? При чем здесь кукла?
Очень даже при чем. Когда Даг зашел в тот магазинчик в Старом городе и спросил про Сесилию Агнес, ему передали сверток, предназначенный для Норы. И там действительно была кукла.
Эта кукла на самом деле единственная зацепка. Реальная, осязаемая. Разве нет? Если разобраться? Нора посмотрела на Дага.
Он вздохнул. Нельзя не признать, рассуждает она вполне «логично». Но от этого не легче. Тем более что куклу он вообще ни разу не видел.
Верно. Нора и сама огорчалась, но тут ничего не поделаешь. Куклу никому, кроме нее, видеть не разрешается. Поначалу, пока не сообразила, о чем речь, она еще колебалась, но теперь все сомнения отпали. Теперь она точно знает, что иначе это будет предательство, обман.
