Хаким сделал вид, что поверил предупреждению, хотя в глубине души решил, что Мансур блефует. Неужели эти дубоватые пограничники могли расставить мины так незаметно, чтобы он ни одной не заметил? Вряд ли. Ну а что касается предупреждения, то можно и остановиться. Не обниматься же ему с Аскеровым.
— Согласен, — ответил Хаким, — теперь слушай ты. Никакая помощь вам не поможет. Вы под прицелом. Нам десяти минут хватит, чтобы уничтожить вас всех, до единого. И хотя ты убил моего брата, я не хочу лишней крови. И здесь и там мусульмане, мы всегда можем договориться.
— Частично я с тобой согласен: и здесь и там люди. Мы должны договориться.
— У меня одно требование — отдайте героин. Мы уйдем, унесем его к себе и позволим уйти вам. Потом начнем игру заново — ловите, ищите нас, кто кого перехитрит.
Мансур задумчиво смотрел на моджахеда, слушал его. Он особенно не скрывал, что попросту тянет время. Тот первый начал кипятиться:
— Думай быстрей, Аскеров. Всему есть свои пределы. Через пять минут у меня не будет выбора.
— Быстрей не быстрей — это уж как получится. В принципе у меня тоже есть предложение.
— Деловое?
— Более чем. Предложение такое: героин остается здесь, и мы вам дадим возможность уйти — обратно, за речку. Не будем преследовать, ловить. Возвращайтесь к себе с миром.
Глаза Хакима налились злобой. Его пальцы нервно постукивали по подсумку, словно торопили время.
— Ты играешь со мной, Аскеров? Неужели надеешься, что я соглашусь на такое идиотское предложение?
— Ты же был умным, Хаким. Надеюсь, таким и остался. Больше мне надеяться не на что.
— Был умный — пока ты не убил моего брата, — со злостью ответил моджахед. Лесть капитана не смягчила его.
— И все-таки подумай. Я тебе дам больше времени на раздумья, чем ты нам. Не пять минут, а десять. Только учти: мы укрепились, нам есть чем ответить. Поэтому сначала думай, потом говори.
— Аллах нам поможет, — парировал Хаким.
— Что сделать поможет? Через мины пройти? Очень сомневаюсь. А сколько времени ты будешь мешки отсюда таскать? Все-таки тонна, вес нешуточный. С воздуха вас накроют через двадцать — тридцать минут. Поэтому думай. Еще успеешь уйти, есть шанс.
— Ты все правильно посчитал, Аскеров. Только не учел одну важную вещь: мне так порошок нужен, что я готов и через мины прыгать, а мешки вытащу. Хоть одну тонну, хоть десять. Мне уже отступать некуда. В таком положении, сам понимаешь…
Сейчас Хаким напоминал человека, в новом костюме попавшего под проливной дождь. Сначала тот осторожничает, старается не промокнуть, а когда это не удалось, плюнет на все и идет, не обращая внимания на ливень. Все равно костюм испорчен.
— Кажется, я понял тебя, — ответил Мансур. — Теперь я должен подумать.
— А вот на это особенно не рассчитывай, капитан. Знаешь, сколько времени осталось у тебя для раздумий? Пока я поднимаюсь наверх.
— Мне хватит.
Моджахед развернулся и направился обратно к скале, всем видом демонстрируя серьезность своих намерений. На полпути обернулся:
— Если согласен, просигналь, чтобы я заметил.
Хаким схватился за конец веревки, несколько человек сверху потянули ее, и он быстро стал подниматься, перебирая ногами по скалистому склону.
Мансур спокойно прошел через кустарник к тому месту, где расположились пограничники. Тут он остановился. Наступил решающий момент, теперь все зависит от него.
— Ну что? Решил? — спросил Клейменов, опасливо поглядывая на противоположный склон, где укрылись моджахеды.
Капитан молча оглядел позицию пограничников. Он уже действительно все решил.
Глава 2
Убить неверных!
От досады Ратников не находил себе места. Ведь по логике вещей он сейчас должен находиться там, в ущелье, в гуще событий. Уж если его превознесли до небес за обнаруженный героин, то, наверно, нужно было его и послать — чтобы вывозил тоже он. Если бы прошел полный цикл от обнаружения до ликвидации наркотиков, тогда действительно можно было бы считать его героем дня. А так получается, что его работу прервали на полпути, теперь лавры придется делить с другими. Хорошо еще, если хоть так получится. А если пресловутые мешки доставят на заставу с боем? Он вообще окажется ни при чем. Тогда и думать забудут, кто первый нашел героин, — важно, кто его доставил да еще с риском для жизни.
Владимир прекрасно понимал, что в ущелье сейчас находиться гораздо опасней, чем на заставе, и все же предпочел бы оказаться именно там. Мыслями он постоянно возвращался к ребятам из ушедшей группы, даже корил себя — нельзя же быть к каждой бочке затычкой, пусть и другие проявят героизм. Но только он успокаивал себя, как обязательно кто-нибудь рядом заговаривал с тревогой о том, как там, в ущелье, и тем самым снова взвинчивал его. Оказалось, вся застава только и думает, что о происходящей операции.
Особенно нервничала Катерина. Утром она через окно увидела Ратникова, выходящего из общежития, подозвала его и, узнав, что тот направляется на командный пункт, попросила узнать все подробности про ущелье. Потом она перехватила его, когда Владимир шел в учебную комнату. Тот успокоил ее:
— Ничего не происходит, все тихо, нет никакого боя.
— Как нет, сигнал же был — зеленая ракета.
Ратников удивился: он еще не знал про ракету, а она уже знала.
— Не было ни одного выстрела. Нам сообщили бы, да и услышали бы.
— Это еще хуже, еще хуже, — причитала Клейменова.
— Почему хуже-то? Вертушки уже идут к ним. Мне сказали.
— Я тебе точно говорю: когда тишина — это еще хуже…
Кое-как отбоярился от Катерины, у которой глаза на мокром месте, и тут же столкнулся с Белкиным. Тот шел и попыхивал сигареткой. На заставе все знали, и Владимир тоже успел узнать: если некурящий Белкин дымит — значит, нервничает. А из-за чего сейчас можно нервничать?
Лейтенант спросил Федора о новостях из ущелья, тот ответил, что пока никаких сведений не поступало. Однако голос его звучал очень тревожно.
Если кто и демонстрировал образцы спокойствия, так это бойцы Рахимов, Исмаилов и Саидов, залегшие на вершине склона — над позицией пограничников, охраняющих героин. Рахимов, так тот вообще, проведя сеанс связи по рации, лег вздремнуть. Предупредил: «Толкните меня, если начнется заварушка. Только сами не спите».
Рядовые разговорились «за жизнь». Мустафа достал из кармана куртки фотографию маленькой улыбчивой девчонки, чем привел в отчаяние Исмаилова — всем в любви везет, кроме него. Даже маленькому смешному Саидову.
Неожиданно проснулся Рахимов и без лишних слов подтянул к себе автомат. По его маневру рядовые поняли, что обстановка осложняется. Проследив за направлением взгляда Рахимова, они увидели, что с противоположного склона сброшена неимоверно длинная веревка. Ближе к вершине, где скала была светлая, веревка была плохо заметна, а ниже, на темном фоне, очень бросалась в глаза. Затем наверху появился мужчина в камуфляже, размахивавший белым платком, — парламентер. Он размахивал так сильно, будто сушил свой платок. Потом спустился по веревке и, размахивая платком, подошел к тому месту, где его уже поджидал Аскеров.
