— Ты, Мансур… Ой, мама… Ой, Аллах…
— Простите, уважаемый Назар, не хотел напугать.
— Это ты прости, дорогой. Нервы совсем никуда не годятся. Больные совсем стали нервы мои…
— Куда вы собрались ехать?
— Да куда я особенно соберусь, Мансур. Это все так — мелкие хозяйственные дела. Кто их без меня делать будет?
Он как-то натужно засмеялся, и Мансур начал беспокоиться за его состояние: уж не сбрендил ли Назар, находясь в плену? Может, его там так избили, что он стал плохо соображать. Вот и магазин, на который не мог нарадоваться, продал.
Капитан предложил Шарипову помочь, однако тот с несколько преувеличенным пылом отказался. Говорил, что, наверное, у начальника заставы сейчас полно своих забот, наверное, он спешит, и чувствовалось, надеялся услышать утвердительный ответ. Однако Мансур простодушно отвечал, что есть у него минут десять свободных, с удовольствием поможет.
Поняв, что шансов избавиться от незваного гостя у него нет, Назар предложил Аскерову присесть рядом с ним на ступеньку, что тот охотно и сделал.
— Ты Лейлу искал? Она пошла к подруге.
— Да нет, я просто так зашел, проведать. Рядом проезжал, грех было не зайти.
Мансур не решался назвать прямо причину своего визита и поэтому тоже чувствовал себя неловко.
— Значит, вы говорите, все у вас в порядке. Почему же вы тогда уезжаете? Ведь сегодня вечером у вас должен состояться праздник. Или вы его отменили?
Этого Назар больше всего и боялся. Не хотелось ему, чтобы капитан узнал о торжестве, на которое не приглашен. Этим он и дочку подвел. Она тоже держала это в секрете.
— Да-а, — протянул Шарипов, — вечеринка будет. А я разве не говорил тебе? Неужели забыл? У меня прямо с головой что-то неладное творится.
— Лейтенант Ратников сегодня вечером прийти не сможет, — отчеканил Мансур. — Он находится в горах, в поиске. О чем и просил передать вам.
— Ой, да бог с ним, с этим лейтенантом. А ты приходи, Мансур, приходи, я приглашаю, — начал выкручиваться Шарипов, пряча глаза.
Аскеров категорически отказался от приглашения, сославшись на то, что нет ни времени, ни настроения. Сказав это, он встал и направился к воротам. Вскочив, Назар побежал следом за ним:
— Постой! Постой, Мансур! Я знаю, зачем ты пришел, знаю! Ты меня спас, я тебе благодарен! И я буду последним мерзавцем, если забуду это! Я недостойный, подлый, тебя сразу не позвал! Хочешь, на коленях ползать буду, прощения просить? Ты же благодетель мой! Ты спаситель!
— Назар, ничего мне от вас не надо.
— Нет, надо! Надо, и ты будешь прав, если потребуешь что угодно! Я же теперь должен сказать тебе — не плати калым, золотой ты мой, бери дочку так, без денег! Бери на здоровье! Будьте счастливы!
— Я и не думал… — растерянно произнес Аскеров.
— А за что эти бандиты меня украли, ты тоже не думал?! За что били меня, в грязи валяли, говорили, мы твою дочку тоже возьмем, больно хороша она. Это из-за тебя все! Ты причина моего похищения! Известно тебе это?!
Капитан принял обвинения молча, сознавая всю их жестокую справедливость. Шарипов же перешел в наступление. Все сильнее распаляясь, он продолжал бушевать, с обиженным видом размахивая длинными руками:
— А как ты меня спас! Поймал самого крутого моджахеда и обменял. Подумаешь, какая честь для меня! Ты их так унизил, ты им так показал, что они никто! И теперь они не простят ни тебя, ни меня. Мне так и сказали: «Назар, иди домой, ты свободен. Только отныне ты все равно наш, всегда будешь наш! И ты, и дочь твоя будете кровью плакать и платить нам до конца дней своих за вашего капитана кяфира!..» И как мне после этого тебя благодарить, Мансур?! Сколько раз кланяться?! В один прекрасный день ты уйдешь отсюда со всеми танками, вертолетами, а мы останемся. Я здесь дом построил, вырастил дочь, похоронил ее мать, а завтра уеду. Потому что мне страшно. Потому что всем на нас наплевать. Прокляты и забыты — это мы, простые люди! Прокляты и забыты! Что можно с этим поделать?!
Прерывисто дыша, Назар со слезами на глазах смотрел на собеседника. Испуга не было, скорее отчаянный вызов — мол, казни теперь меня за мою правду. Только когда Мансур повернулся, чтобы уйти, хозяин уже пожалел о сказанном. Он даже порывался окликнуть капитана, но не решился и остался стоять на месте, растерянный и виноватый. Аскеров шел, опустив голову, и только уже в воротах, прежде чем закрыть за собой калитку, повернулся, взглянул Шарипову прямо в глаза и сказал:
— Простите меня, Назар.
Сержант Раимджанов был готов расцеловать свою овчарку, которая обнаружила заваленный камнями след от костра и пакет с объедками и консервами. Обе группы пограничников стянулись к этому месту, внимательно рассматривали важную находку. Сам Раимджанов присел в сторонке и ласково поглаживал собаку, свесившую между клыками алый язык. Довольный Нурик приговаривал: «Несимпатичный какой-то камень, да, Шериф?».
Ратников потрогал рукой пепелище. Зола еще не остыла. Жердев сделал вывод, что здесь останавливались непрофессионалы — спецназ за собой грязь не оставит.
В это время наблюдавший за окрестностями в бинокль Рахимов заметил вдалеке двух человек. Ратников посмотрел туда же: по тропе, опоясывающей вершину, поднимались едва различимые фигурки людей. Пока объясняли Жердеву, куда смотреть, один успел скрыться за скалистым краем, а второго Никита увидел. Он сказал Владимиру:
— Давай бегом по этой тропе. Потом шагом — тихо. И чтобы режим радиомолчания. А я обойду снизу. Они мне как раз под прицел и выйдут. Только смотри не нарывайся. Тихо сядь им на хвост, себя ни в коем случае не обнаруживай.
При этих словах Владимир ощутил прилив азарта, учащенно забилось сердце, кровь по жилам побежала с утроенной скоростью. Ратников не был охотником, больше того — презирал убийство братьев наших меньших, однако сейчас свой задор он мысленно определил словом «охотничий». Ему казалось, что бойцы испытывают такие же чувства.
В голосе Жердева впервые за несколько последних дней проскользнули теплые нотки. Уж очень как-то по-отечески он просил менее опытного товарища все сделать правильно и не попасть под пули. Потом Никита со своей группой быстро вернулся на тропу, ведущую к соседней гряде. А Ратников присел рядом со своими подопечными, которые сделали маленькую передышку: двое сидели на камнях, а рядовой Файзуллин, раскинувшись навзничь, лежал на травянистом пятачке. Владимир засомневался, смогут ли бойцы подняться и пойти дальше. В первую очередь сомнения вызывали рядовые Гуламжонов и Файзуллин. Оба невысокие, щуплые, одежда на них мешком — меньше размера не было. Однако Рахимов убедил лейтенанта в том, что у них только вид такой замученный. На самом же деле сил у них невпроворот и бегают они по здешним тропам, как горные козлы, даже лучше. Рядовые смущенными улыбками подтвердили правоту его слов — мол, что есть, то есть, зачем же правду скрывать.
