Тварь моя четырехколесная загудела, задрожала и запыхтела, при всем этом еще и не переставая мерзко тарахтеть, и мы дали старт.
Отъезжая, в зеркале заднего обзора я увидел буквально подлетающие к больнице две машины – черную «Волгу» и джип «Landrover».
Несомненно, мы опередили тех, кто приехал на этом транспорте, и я практически не сомневался в определении целей и мотивов людей, приехавших «навестить» Мадам Наташу, а потому все же рисковал, задерживаясь здесь сверх необходимости – но, специально объезжая их по дуге с выездом на шоссе, я прочел вслух и запомнил номера, велев «Наташе» записать их сразу же по приезде.
Мы отъехали на три квартала, когда через все то же незаменимое зеркало заднего обзора я заметил прочно приклеившуюся к моему следу вишневого окраса «девятку», стекла которой внаглую зеркальничали, а водитель явно пытался не отстать, одновременно оставаясь незамеченным.
– Валентина, – не поворачиваясь, спросил я, – ты не подскажешь, кто бы мог преследовать нас на вишневой «девятке»?
– Нет, – медленно ответила она, – Мои отечественных машин не любят. Хлыщевские тем более. Это как визитная карточка.
– Значит, за нами следит ФСБ или частная подпольная организация любителей руководительниц публичных домов… или их ненавистников.
– Не смешно… – Она помолчала, раздумывая, как и я, что предпринять, чтобы избавиться от слежки. А я решил прямо сейчас во всем разобраться.
– За что тебя хотели твои же люди?
– Они не мои. Все, кто был со мной, – Хлыщевские. Только Михаил…
– Это твой любовник, который пропал?
– Да… Только он пришел со стороны и был допущен. Потому что я так хотела.
– Ну и?
– Я слишком долго знала то, чего не должна была знать. А они не подозревали об этом. И намекали при мне на вещи, которые я не должна была понимать. А понимала.
– Практически-то что это тебе давало? Тьфу, черт! – Я едва не столкнулся с придурочным молодым человеком на новенькой «Калине», которую так рекламируют в последнее время. Он высокомерно отразил наглой рожей мой негодующий взгляд, но все же уступил место для обгона.
– Идиоты моложавые, – прошипел я.
– Вот в этом суть, – неожиданно заметила Валентина с заднего сиденья, где ее, похоже, немилосердно бросало из стороны в сторону при моих не слишком внимательных маневрах.
– В чем? – удивился я.
– В новых молодых людях. Чрезвычайно уверенных в себе, приходящих в дела по следам папаши или других родственников. Ничего из себя не представляющих. Купивших образование. И покупающих моих женщин.
– Ты об Огородникове-младшем? – догадался я.
– Да, – ответила она. – Полный урод. Был.
– Он здесь при чем?
– Он хотел кинуть отца. Об этом знала только я… и одна из девчонок.
– Ах, черт! Катя?! – Все происходящее начинало принимать совершенно иной окрас, словно родившийся у белой матушки негритенок.
– Нет, не Катя! – Валентина, похоже, волновалась не меньше меня. – Какая разница, кто! Главное, что знали двое… Да еще сам сынок и Курилов, его деловой партнер; если кто еще, то о них я не знаю, но думаю, это все.
– Так что они замышляли? – поинтересовался я, наблюдая за преследующей «девяткой» и мысленно пытаясь делать ставки: свернет за мной в переулок или нет.
– Это неважно.
– Ты хочешь, чтобы я продолжал свое дело? – спросил я, решив прибегнуть к простейшему и надежному средству, когда имеешь дело с женщиной, да еще и с беззащитной, пережившей покушение два-три часа назад. Если она хочет, чтобы я продолжал охранять ее и заботиться о ее жизни и здоровье, она расскажет мне все.
– Нет, – ответила она. – Мне больше не нужны эти четверо. Я просто хочу остаться при своих.
Я помолчал. Потом негромко вспылил:
– Черт возьми, Валентина Павловна! Какого хрена ты тогда делаешь в моей машине? Зачем я трачу на тебя свое время, деньги, нервы?
– Ты хороший человек.
Мне пришлось замолчать минуты на две.
– Ну хорошо, – начал я, кратко обдумав ситуацию и решая подступить к проблеме с другой стороны. – Даже если я сейчас привезу тебя домой и даже если мне удастся оторваться… о, черт, они свернули-таки!.. так вот, оторваться от этой «девятки», и если даже мой адрес все еще неизвестен Гановеру и его компании, долго это продолжаться не может. Огородников-старший – влиятельная фигура в городе. У него связи, какие нам обоим не снились. Ты сама сказала, когда пришла нанимать меня, что с «этими людьми» лучше не связываться.
– Ну, разумеется, – ответила она, – поэтому я и собираюсь уехать отсюда подальше.
А вот тут-то она и попалась. Потому что по голосу Валентины Павловны я понял, что на последнее у нее была весьма призрачная надежда.
– Ты сама понимаешь, что тебя в покое не оставят. Если ты знаешь что-то, что опасно для жизнедеятельности Огородникова, а тем более преступной группировки под его покровительством, если ты долгое время была практически на самом верху этой самой преступной группировки, в «своих», а теперь хочешь уйти – тебе не дадут. Тебя найдут, даже в очень простой и обычной ситуации. А тем более теперь, когда речь идет о партии пропавшего товара и полутораста тысячах долларов! И просто расправятся с тобой, как с помехой в эфире! Ты понимаешь это?!
– Понимаю.
– Да у него сына убили, в конце концов! Он пустил по следу четверых лучших людей Гановера, а их прирезали, как кроликов! Здесь действуют профессионалы, которые ни Огородникову, ни Гановеру, ни даже Глебову не известны! – Я волновался, а оттого несколько повысил голос.
– Не кричи, – негромко прошелестела она сзади, – обратят внимание.
– У меня раздвоение личности, я сам с собой, – мрачно сострил я. – Извини.
– Ничего.
– Но ты сама видишь, что, кроме всех вышеперечисленных, ты нужна еще кому-то. И этот кто-то, в отличие от них, уже висит у нас на хвосте… Поэтому лучше будет, если ты расскажешь мне, что и как. По крайней мере, вдвоем выбраться изо всего этого шансов больше, чем поодиночке.
– Ты прав, – вздохнула она. – Я тебе все расскажу, когда приедем к тебе домой.
– Спасибо.
– Попытайся от него оторваться. В крайнем случае, езжай прямо к дому и хрен с ними. Адрес и так не может долго оставаться секретом.
Я понимал это, как и то, что, если бы нас хотели прилюдно расстрелять из автоматов, как иногда рассказывают в криминальной хронике, это уже было бы сделано.
Конечно, если преследователю наша смерть не с руки, всегда можно договориться. Но у меня на сердце лежало нехорошее и тяжеленное предчувствие насчет преследующей нас машины, самой Валентины, всего происходящего, нехорошей смерти младшего Огородникова, пропажи этих чертовых долларов, в общем, насчет всего прошлого, настоящего и будущего этого замысловатого дела.
