– Здравствуй, – сказала она, глядя на цветы, а не на него.
– Здравствуй, – сказал он, понимая, как глупо было искать ее улыбку у других.
– Как ты живешь?
– Все в порядке…
Ерунда какая-то! Дежурные фразы, напряженные голоса, настороженный тон.
– Я рад, что ты позвонила.
Неловкое молчание.
– Пойдем погуляем?
– Я с детьми.
С какими детьми? Со своими школьниками, что ли?
Тоненькая, высокая девушка, неуловимо похожая на Татьяну, держит за руку маленького толстенького мальчишку и улыбается, слушая их разговор. Почему он не заметил их сразу?
– Здравствуйте, – неловко поклонился он в их сторону.
– Это дядя Шура, – представила его Татьяна. – Это мои дети – Женя и Данечка. Женя поступила в институт, поэтому мы в Москве. Мы с Данечкой – группа поддержки.
Говорит она, потому что он не знает, что говорить. Он как-то не рассчитывал, что они будут не одни.
– Здравствуйте, – улыбнулась девушка. – Мама много о вас рассказывала.
– Так куда мы идем гулять? – наконец выдавил из себя он. – Может, поедем в Сокольники? Там карусели. – Алик наклонился к мальчику: – Ты хочешь покататься на карусели?
Мальчик кивнул и тут же посильнее прижался к Жене.
– Вообще-то мы сегодня уезжаем, и в наши планы не входило… – извиняющимся тоном начала Татьяна.
– Сегодня?
Наверное, выглядит глупо, но и на это он тоже не рассчитывал.
– Я хочу карусели, – просительно произнес мальчик.
– Во сколько вы уезжаете? – Алик взял себя в руки, и вопрос прозвучал быстро и деловито.
– Самолет в двадцать два сорок пять, – улыбнулась Женя.
– Значит, успеваем на карусели, – улыбнулся в ответ Алик.
Он нашел такси, и они поехали в Сокольники.
А потом ребята бегали от аттракциона к аттракциону, а они с Татьяной сидели на скамейке и разговаривали.
– Ты давно в Москве?
– Да. Почти месяц.
Он посмотрел на нее с укоризненным отчаянием, и она поспешила пояснить:
– У Женьки были экзамены. Сам понимаешь, только об этом и думали. И потом… Я просто хотела тебя поздравить, я не думала, что мы встретимся.
Алик кивнул, замолчал, а потом поспешно сказал:
– Даня очень похож на тебя, даже больше, чем Женька.
– Да, – задумчиво согласилась Татьяна.
– Расскажи, как ты живешь. Как Игорь?
Татьяна усмехнулась:
– Что рассказывать? Я перешла работать в пединститут. Игорь сейчас по контракту в Польше.
Она ни слова не сказала о своем разводе.
– На заработках? – улыбнулся Алик.
– Да. А как ты?
– Все нормально. Живу.
Он не стал говорить ей о сегодняшнем разговоре с Иринкой. Зачем жаловаться? У нее все отлично, у него все отлично, вот и прекрасно!
– Шурка! – Она назвала его этим именем и почувствовала, что он вздрогнул. – Шурка, – повторила она, – я хочу тебя попросить. Я так переживаю за Женьку. Она приедет в сентябре учиться, будет жить в общежитии. У нас здесь нет ни родственников, ни друзей. Можно, я дам ей твой телефон? На всякий случай. Мало ли что.
– Зачем об этом спрашивать? – удивился Алик. – Конечно, дай, обязательно.
Они говорили ни о чем и всякий раз, когда обрывалась одна тема, мучительно искали другую.
– Наверное, нам пора. – Татьяна посмотрела на часы. – Регистрация за полтора часа. Еще нужно заехать в гостиницу за вещами.
Алик поднялся со скамейки и вдруг на секунду окунулся в мечту, в иллюзию о том, что все хорошо, что они вместе, вместе уже много лет, что они пришли погулять с детьми в парк и теперь собираются домой. Это мелькнуло, погасло, исчезло, оставив тоскливый и несбыточный след.
– Давайте сфотографируемся, – предложил он, забыв, что терпеть не может фотографироваться.
Они нашли фотографа и через минуту держали в руках две моментальные фотографии, на которых медленно проступали их изображения.
– Одну – мне, одну – вам, – весело объявил Алик. – На память.
Они снова взяли такси, заехали за вещами в гостиницу и помчались в аэропорт.
Алик сидел рядом с шофером, вполоборота, чтобы видеть их лица. Данька устал и уже спал, положив голову на Татьянины колени.
Может, рассказать Татьяне правду?
Бредовая мысль! Когда рассказывать, если они уже подъезжают к аэропорту и у пятнадцатой стойки идет регистрация ее рейса? Нужно было раньше.
И нужно ли? Пожалуй, нет. Этим ничего не вернешь, только вызовешь жалость.
Алик не хотел, чтобы его жалели.
Он сам дал Женьке свой, вернее, Никитин телефон, велел звонить, если будет что-нибудь нужно. Даньке купил большого плюшевого слона, и сонный мальчик обнял игрушку за шею.
– Что подарить тебе? – спросил Алик у Татьяны.
– Ничего. Сегодня должны дарить подарки имениннику.
– Я уже получил самый желанный подарок.
Татьяна посмотрела ему в глаза и тут же смущенно отвернулась.
Объявили посадку. Татьяна подала Жене билеты и попросила ее:
– Проходите с Данькой. Подождите меня. Я еще поговорю с дядей Шурой.
Они отошли чуть в сторону от суетливой толпы пассажиров с билетами.
– Спасибо за сегодняшний день, – сказала она.
Он помолчал и вдруг решился.
– Танюша! – Он впервые за весь день назвал ее по имени и сам прислушался к знакомому звучанию. – Я хочу тебе сказать… Тань, я любил только тебя…
– Не надо, Шурка, – испуганно оборвала она. – Не надо… Мне пора. Дети ждут. Извини.
Он задержал ее руку и попросил:
– Поцелуй меня.
Она быстро, слишком быстро коснулась губами его губ, высвободила руку и подала таможеннику свой билет.
– До свидания, Шурка.
– До свидания, Танюша.
Она исчезла, а он еще долго пытался разглядеть ее через головы пассажиров, через мутное стекло загородки.
Сегодня он делал одну ошибку за другой. С самого утра и до самого вечера. Он говорил ей совсем не то, что нужно было говорить. Он много молчал, он болтал о пустяках, он терял драгоценное время, он опять терял ее.
Терять людей становится для него закономерностью. Или входит в привычку. Об этом нужно подумать. Потом. А сейчас потеря Татьяны вызывала горечь и тоску, отодвинув, заслонив собой Лику, Иринку и вообще всю его жизнь.
