Самым отвратительным казались его грязные, вечно шевелящиеся пальцы и маленькие слезящиеся глаза, тот взгляд, который заставил ее сегодня не двигаться с места.
— Петя! — радостно завопил Илюшка, оглушив задумавшуюся Олю. — Открой нас!
В ту же минуту послышались звяканье ключа о замок, легкий щелчок и скрип открываемой двери. Оля зажмурилась от света. После темноты ящика подъезд показался яркоярко освещенным.
— Вот вы где! — широко улыбнулся Петя. — Все ваши игры? А если бы я завтра за метлой пришел? Так и сидели бы всю ночь?
— Мама с папой бы открыли, — бодро возразил Илюшка. — Мы нечаянно.
— Ладно-ладно, вылезайте. Вас уже паренек дожидается, не поймет, куда вы делись. Меня про вас спрашивал.
— Кирилл? — в один голос спросили ребята.
— Он самый. На скамеечке сидит.
* * *
А потом было блаженство. Оля, Илюшка и Кирилл сидели рядом с дворником Петей, болтали о всяких пустяках и смотрели, как Петя делает себе новую метлу и ловко связывает коричневые ветки.
О недавнем страхе и о Психе было забыто. И все предыдущее приключение казалось событием далеким, нелепым и даже каким-то сказочным.
В самом деле, разве могло случиться что-нибудь в такой солнечный, веселый и добрый день? Какой еще Псих, если рядом любимый друг и сильный, ловкий, улыбающийся дворник Петя.
— Кирилл, а ты не боишься у Софии Львовны дома? — спросил Илюшка.
— В квартире? — удивился Кирилл. — А чего там бояться?
— Мы с Олькой в окно к ней заглядывали. — Илюшка вдруг почему-то покраснел и торопливо закончил: — Там темно и огромные картины.
Кирилл засмеялся:
— Правильно. Только там совсем не страшно. Там очень красиво. У Софии Львовны прекрасный вкус.
— Чего? — изумился Илюшка.
— Я хотел сказать, что в ее доме очень много красивых вещей. Почти все они старинные.
— Антиквариат, — подсказал Петя.
— Да. София Львовна всю жизнь собирала. У нее целая коллекция серебряных статуэток. Чего только нет! И слоны, и кошечки, и чертики, и дамы с зонтиками. А про одну статуэтку она мне отдельно рассказывала. Про серебряного гусара. Это ее самая любимая статуэтка. Она даже хранится отдельно. Все на полочке в маленькой комнате стоят, а эта — в маленькой сумочке в верхнем ящике письменного стола, вместе с письмами. София Львовна сказала про гусара — «самая дорогая реликвия». Не знаю, почему он ей так понравился. У нее гораздо красивее статуэтки есть. А эта… Ничего особенного. Правда, гусар с секретом. Сабельку как-то повернуть, и у него сердечко рубиновое открывается.
— Значит, София Львовна — богачка, — с неприязнью сказала Оля.
— Ты не поняла. Коллекция — это же не богатство. Это для души. Каждая из этих статуэток чем-то ей памятна. Так же, как и картины. В основном это все подарки ее друзей.
— У нее много друзей? — удивился Илюшка.
Ему казалось дикостью то, что кто-то может дружить с этой желчной, молчаливой старухой.
— Много, — ответил Кирилл. — Только они живут в разных городах и пишут ей письма, а она отвечает. У нее на письменном столе всегда лежит стопка чистеньких конвертов.
— А где же спит эта бабуля? — вмешался Петя, прислушиваясь к ребячьему разговору. — По твоим рассказам, у нее там музей и жить негде.
— Да и диван у нее старинный, с высокой спинкой, обитый кожей. Он в большой комнате стоит. София Львовна эту комнату так и называет — диванная.
Оля вдруг предложила:
— Если когда-нибудь мы будем жить в разных городах, давайте никогда-никогда не забывать друг друга! Будем писать письма!
— Вот еще придумала, — Илюшка пожал плечами. — Я вообще писать не люблю. И кто тебе сказал, что мы будем жить в разных городах?
— Ну, давайте! — настаивала Ольга. — Я клянусь!
— Я клянусь! — Кирилл порывисто вскочил со скамейки и вытянулся в струнку.
— Я тоже клянусь, — вздохнул Илюшка.
Глава VII «ВАХТЕННЫЙ ЖУРНАЛ»
— Олечка! Максим предложил мне выйти за него замуж, — мама подняла глаза, просительно и как-то смущенно.
— Это хорошо, — по-взрослому, серьезно откликнулась Оля.
Ей даже приятно стало от такой своей настоящей взрослости. Как будто мама превратилась в дочку, а она, Оля, в маму.
— Он хочет познакомить меня со своими родителями. Они живут в другом городе. Мы собирались поехать к ним в эти выходные.
— Это хорошо, — повторила Оля и улыбнулась ласково-снисходительно, копируя улыбку матери.
— Ничего, если пару дней ты побудешь у тети Томы?
— У тети Томы?! — выражение Олиного лица в одно мгновение потеряло всю свою взрослость. — Так ты поедешь без меня?
— Понимаешь, Оленька, мы поедем на мотоцикле, — поспешно объяснила мама. — А ты же знаешь, там всего два места.
Оля насупилась и даже хотела разреветься. Как не стыдно! В путешествие — без нее!
— К мотоциклу можно было прицепить коляску, — хмуро сказала она.
— У Максима нет коляски. Что ты расстроилась? Там чужие люди. Неизвестно еще, понравлюсь ли я им. А здесь тетя Тома и твой любимый Илюшка. Ты же не будешь ночевать одна в пустой квартире.
— Ладно, — все еще хмуро согласилась Оля.
Вообще-то говоря, все оборачивалось не так уж плохо. С Илюшкой можно придумать кучу игр, и никто целых два дня не будет их отрывать и звать по домам.
Мама улыбнулась:
— А Максиму я скажу, чтобы в следующий раз он раздобыл к своему мотоциклу коляску. Специально для тебя. Хорошо?
И все-таки Оле было обидно. Когда-нибудь и она точно так же уедет из дома и маму с собой не возьмет. А поедет она в Африку. В заповедник.
Оля очень любила зверей и хотела стать биологом. Когда она сказала об этом Илюшке, то он рассмеялся:
— В Африке жарко!
— Я жары не боюсь.
— И мухи цеце летают.
— Ну и что? Зато там тигры, львы и крокодилы. Я за ними наблюдать буду.
— Вот уж профессия — наблюдатель! — хмыкнул Илюшка.
— Не наблюдатель, а биолог, — насупилась Оля. — Вот тебя в Африку точно не возьмут! Ты — толстый! За тобой тигр погонится, а ты убежать не сумеешь.
— От тигра и ты не убежишь, — обиделся Илюшка. — И не собираюсь я в твою Африку! Я моряком стану!
— И в моряки тебя не возьмут! Там ловкость нужна и смелость, а ты темноты и высоты боишься.
Илюшка промолчал. Не говорить же ей, что он и воды боится, и плавать толком не умеет. А в моряки все равно хочет. И плавать научится. Он каждый день себя к темноте приучал. Потушит в комнате свет и заставляет себя не бояться. Пока не получалось совсем остановить страх, но хотя бы на несколько минут справиться с ним удавалось.
