И я старался. Я помогал, как мог. Осень сорок первого обрушивалась на Петергоф бомбардировками. Грохот взрывов сотрясал вековые парковые деревья. От дворца один за другим отходили грузовики, увозя лучшие вещи из дворцового убранства и тяжелые бронзовые фигуры, уложенные в громадные ящики.
Мы копали среди деревьев и газонов огромные глубокие ямы. В них прятали мраморные скульптуры парка. Скульптуры укладывали в эти ямы, засыпали песком и закрывали деревянными щитами. Потом разравнивали дерн.
Делалось все это очень торопливо. Две женщины — сотрудницы музея составляли план тайников. План был неточный. В описании указывались только зримые ориентиры: здания, фонтаны, павильоны, постаменты от снятых скульптур. Ни отметок на карте, ни точной геодезической съемки. В нашем распоряжении имелся только самый обыкновенный компас.
Статуи были неподъемные. Мы наваливались на них все бригадой, чтобы чуть сдвинуть с места. А ведь еще нужно было не повредить мрамор! Поднимать приходилось самыми примитивным средствами: рычагами, канатами и собственными руками.
Наступил день, когда грузовики уже не смогли подойти к Петергофу: фашисты входили в город. К этому времени мы почти закончили работу, но покидать пустой Петергоф было больно до слез.
Никто и не скрывал этих слез. Плакали, глядя на пустые постаменты, на молчащие фонтаны, на одинокие дворцы.
Многие из сотрудников эвакуировались за Урал. Мы с мамой вернулись в Ленинград. Там был наш дом. Там была больная бабушка. Мы еще надеялись успеть и собирались в эвакуацию, но фашисты сжали кольцо. Мы оказались в блокаде.
Я не хочу рассказывать о тех днях. Не смогу просто. Это было так страшно, что словами не передать. Во время блокады от голода умерли и мама, и бабушка. Меня забрала к себе тетка. Я выдержал блокаду от первого до последнего дня. Меня так и не увезли на Большую землю. Иногда мне кажется, что я выжил только потому, что Петергоф нуждался во мне. Как нуждался? Долгая история. А сегодня я уже притомился. Расскажу в другой раз.
ГЛАВА V
Простой способ подслушивания
Всю обратную дорогу в электричке Костя спал. Львенок бдительно следил, не появится ли сосед, но он не появлялся. Наверное, уехал раньше, а может, все еще бродил по парку в Петергофе.
— На ужин тоже не попадем, — вздохнул Львенок, поглядев на большие вокзальные часы.
— В киоске чай продается.
— Опять чай! — взвыл Львенок. — Весь день чаи гоняем! У меня уже этот чай в животе булькает!
— Разнылся! Денек потерпеть не может!
— Ладно, хоть фотоаппарат нашли, — пробурчал Львенок и больше об ужине не заговаривал.
В гостинице было тихо, прохладно, уютно. Группа уже приехала с экскурсии, в комнатах гудели ребячьи голоса, но мальчишкам ни с кем не хотелось встречаться. Они тихонько открыли дверь и юркнули в свою комнату.
— Красота! — Львенок со всего размаха плюхнулся на койку.
И в тот же момент раздался стук в дверь. Это были Ира и Зина.
— Привет! А мы из окна увидели, что вы вернулись.
— Очень трогательно! — съязвил Львенок.
— Нашли фотоаппарат?
— Конечно!
— Повезло вам.
— Хорошим людям всегда везет.
— Ой, Львенок! Не выступай! — поморщилась Зина. — Это ты-то хороший человек?
— Мы вам сухой паек принесли, — улыбнулась Ира, чтобы прекратить обычную перепалку между Зиной и Львенком. — Вот!
Она поставила на стол две банки консервов.
— Перловая каша с рыбой.
Костя поморщился. Он не любил ни перловки, ни рыбы.
— На теплоходе всем давали, — не заметив его гримасы, объяснила Ира. — Мы вашу долю взяли. Подумали, что вы голодные вернетесь.
— Правильно подумали! — подхватил Львенок, набрасываясь на банки. — Этот Костя меня уже чаем запоил так, что из ушей льется!
Консервы пахли очень аппетитно.
— Наверное, их надо разогревать, — сказал Костя.
— Ничего, так тоже вкусно, — отмахнулся Львенок, уплетая перловку за обе щеки. — Налетай, а то не достанется.
Мама не раз говорила Косте, который отличался капризностью в еде, что в чужом обществе отказываться от угощения некрасиво, даже если это угощение тебе совсем не нравится. Львенка чужим обществом считать не будешь. И Зинку, пожалуй, тоже, а вот Иры Костя стеснялся. Он взял вилку и ковырнул кашу с рыбой.
Странно! Перловка показалась такой вкусной, как будто это был самый изысканный деликатес на свете. Неужели они так оголодали за сегодняшний день?
Костина вилка замелькала наперегонки с вилкой Львенка.
— Вот это вкуснятина! — Львенок облизнул вилку и для проверки перевернул пустые банки. — Жалко, что мало.
— Спасибо, девчонки, — Костя запоздало вспомнил, что нужно поблагодарить за угощение.
— А мы там с таким чудным старичком познакомились! — сказал Львенок. — Он всю блокаду пережил, в эвакуации Петергофа участвовал. Он нам рассказывал. Только не все. На все времени не хватило. Сказал, что в другой раз. А другого-то раза не будет. Вряд ли мы во второй раз на экскурсию в Петергоф поедем. Кстати, завтра куда?
— В зоопарк.
Костя разочарованно надул губы.
— Ты чего? — подтолкнул его Львенок. — Зоопарк — это здорово! Я раньше почти каждое воскресенье с отцом в зоопарк ходил. А это другой зоопарк — Петербургский. Может, там какие-нибудь животные, каких в Московском зоопарке нет.
— Может быть, — согласился Костя. — Просто я вообще зоопарки не люблю. Мне все равно — московский, питерский.
— Почему? — изумился Львенок. — Ты же любишь биологию!
— А при чем тут биология?
— Ну как же! В зоопарке изучают поведение животных.
— Поведение животных нужно изучать в естественной среде, а не в клетках и не в вольерах.
— Ты не прав, Костя, — вступила в спор Ира. — Зоопарки нужны. Там сохраняются исчезающие виды.
— Я же не говорю, что зоопарки не нужны. Я только сказал, что не люблю зоопарки.
— А я люблю! — сказала Зина. — И Львенок любит. И Ирка. И завтра будет экскурсия в зоопарк. Ты что, Костя, снова хочешь пропустить?
Костя задумался. Сидеть весь день одному в гостиничном номере — неинтересно. Идти в зоопарк — еще неинтереснее. Должен же быть из этого какой-то выход.
— В зоопарк я не пойду, — сказал он друзьям. — Лучше похожу по городу.
— Один? — Зинкины глаза округлились.
— Один. Я на Неву хочу посмотреть, на мосты, на Сенатскую площадь.
Костя почувствовал, что Ира взглянула на него с нескрываемым уважением. А что он такого сказал? Каждый может что-то любить, а что-то не любить. Ну, не любит он зверей и птиц в клетках и вольерах. Жалко ему этих животных!
