– Да конечно нет! – Денис в жизни не ездил на бензиновых аппаратах. – Поехали сейчас?
– Сейчас и… нет, сейчас мы точно не поедем. – Славка быстро шагнул к выходу. – Ой… смотри, это же…
Денис встал рядом с Муромцевым-младшим:
– Что там… – и тоже не договорил.
По аллее ехали четыре машины – приземистый броневик и трое «Жигулей» с флажками республики. Машины заворачивали одна за другой на кольцевую дорожку и останавливались; из них выбирались люди в форме.
– Это кто? – Денис забеспокоился.
Славка одернул шорты:
– Это президент, Денис. Идем встречать. Опять он не предупредил…
– П-кхр-езидент?! – подавился воздухом Денис.
И тоже одернул шорты, прежде чем сделать первый шаг…
Скорее всего, президент Семиречья и в лучшие годы красотой не отличался. Чудовищно широкоплечий, кривоногий, грудь бочкой, с длиннющими узловатыми руками и ладонями шириной с две Денисовых, он еще и заработал когда-то шрам через все лицо – чудом уцелевший глаз уехал выше другого, синего и веселого, надо лбом огромное красное пятно обозначало место, где снесло скальп, часть подбородка была стесана… Денис даже не смог заставить себя отвести взгляд, так и смотрел, пока Бахурев, отмахиваясь от свиты, как от мух, тяжелой быстрой походкой взлетал на крыльцо. Костюм сидел на президенте и бывшем казачьем полковнике нелепей нелепого, видно, подогнать его было просто невозможно.
Президент остановился перед мальчишками, которые отдали синхронный салют.
– Третьякова сынок? – Денис кивнул, силясь отвести взгляд. – Ну, чего смотришь? Красивый я? – Бахурев вдруг подмигнул Денису одним глазом, другим, и мальчишка растерянно сказал:
– Я… н-не смотрю… Здравствуйте… товарищ президент.
– Смотришь, смотришь! – Бахурев захохотал, широко открывая зубастый рот – зубы у него были белые и острые, даже жутковато. – Все смотрят! Ну а мне да и лучше – не забудут, какой на лицо президент-то, а то знаешь как бывает – ты свинья, я свинья, у тя рожа не твоя… Это меня, – он провел по лицу, – один уйгурский кутак, батыр недоделанный, на герце аж двадцать лет назад так – мне тогда лет было сколько вот… да не, на пару годков твоего постарше, точно, сразу после первой моей бабы, чуть не на другой день… А герць – это поединок, грамотно говоря… Уж тот кутак нас и так! И сяк! И наперекосяк! Орыс, орыс, бла-бла-бла… А здоровый, морда – как жопа у слона… Ну, я и подался вперед, кричу – а вот я сейчас тебя натяну по помидорки, иду, штаны сымай, готовься… – станишники и остановить не успели… Съехались, кэ-э-эк он меня… Ах ты ж, думаю, пропала моя юная красота! Ну, падать-то с коня я не стал, да й-иххх… как пизданул батыра напересек шеи… – Бахурев кашлянул. – Рано тебе такое слушать. Слова такие, в смысле. А уйгура я свалил, башка все каталась, глазами луп-луп, где ж остальное на х… куда делось, я хотел сказать! – повысил он голос, оглядываясь на свиту. Обнял Дениса за плечи своей лапищей и прошептал, буквально таща сбоку от себя вверх по ступенькам крыльца: – Батя твой где? Давай, веди! Веди, веди, чего ждешь… Муромцев, а ты где прячешься?! – заорал он так, что зазвенела люстра. – Славян, твой-то где?!
Денис знал уже, что Бахурев матерщинник, «кулачник», «разносчик», буйный самодур, но кристально честный, очень храбрый и на самом деле почти болезненно добрый человек, которого и в президенты-то привела жалость к русскому народу и желание ему помочь. А еще он не знал, дома ли отец.
Но выяснилось, что отцы обоих мальчишек дома и уже выходят из дверей вместе с мамой Дениса. Мальчишки подались в стороны. Бахурев расцеловался с Муромцевым-старшим, с изяществом кабана поцеловал руку Валерии Вадимовне и уставился в глаза Третьякову-старшему.
– Знаешь, как вашу контору расшифровывают у нас? – в лоб спросил он, называя штабс-капитана с ходу на «ты». – ОБХСС – Один Будешь Хапать Скоро Сядешь! – и Бахурев сам захохотал своей шутке. Потом поставил локоть на широкие перила. Наклонился к Борису Игоревичу и шепнул заговорщически: – А я ведь вешаю. Прямо перед дворцом. Не боишься?
– И много наших вы повесили? – уточнил Третьяков-старший.
– Ни одного! – Бахурев хлопнул себя по колену и сокрушенно покачал головой. – Не воруют! И другим не дают – ну не сволочи?! Что ты будешь делать, не за что вешать! Не просто ж за шею или там х… прочие места, извиняй, хозяйка… – Валерия Вадимовна, подрагивая губами в сдерживаемой улыбке, кивнула благосклонно. – Нечем прямо душу мою злодейскую потешить! Читал небось, как я кровь пью и сырым костным мозгом сырьем заедаю? Не читал?! Ну, это мне даже и обидно… А про мой гарем на Медео читал?! – с надеждой продолжал президент. – Ну?! Тоже нет?! Я тебе газету пришлю, от сердца оторву, один номер у меня – раритет! Но самая страсть знаешь что?! – Бахурев понизил голос: – Лизка, дура моя старая, поверила. Седина в бороду, говорит… Я говорю – окстись, дура, я ж без бороды! А она меня… в общем, был скандал в семье. Про него тоже писали, но этот номер мне не достался, расхватали… Ну, пошли, пошли, поговорим про виселицы…
– Вы куда-то собирались? – спросил, задержавшись, у мальчишек отец Славки. Он выглядел обеспокоенным и раздраженным, не в пример вчерашнему себе.
– Да, но, пап… – начал Славка.
– Вот и валите, – отрезал Виктор Анатольевич. – Быстро.
Он сказал это так, что мальчишки тут же скатились по ступенькам.
– Пасторальные нравы, – сказал Денис изумленно, оглядывая конвой Бахурева.
– Что-то у них неладно, – Славка поморщился. – Ладно. Пошли, вернее – поехали, пока не досталось нам на кокосовые орехи… Ты пистолет взял?
– Взял… – пробормотал Денис и повторил: – Пасторальные нравы.
Глава 9
Пасторальные нравы-2
Мотоцикл давал не меньше двухсот километров в час. Хорошее шоссе не неслось – летело по сторонам и внизу, под колесами. На поворотах Славка клал своего «горбунка» так, что прямо возле голого колена Дениса опасно свистел асфальт. Но это было здорово! Денису очень хотелось сдернуть шлем, чтобы ветер шарахнул в лицо. Однако на такой скорости от малейшего камешка можно остаться слепым. Жук какой-нибудь контузит, как удар боксера. Да и шлемы – копии шлемов все той же косморазведки – стоили того, чтобы их носить.
Машин было мало, попадавшиеся попутки Славка обходил, как стоячие. Денису нравилось все. Как летит над асфальтом «Харлей». Как бьется над правым плечом галстук. Как хлещет по ногам ветер. И даже то, как в небе движутся тучи, цепляясь за Голодный и где-то над горами проливая дождь…
…А вот знаменитый Медео Денису не понравился.
Нет, спорткомплекс был огромен. Но он выглядел чем-то вроде руин Колизея – у нормального человека руки так и чешутся привести их в порядок. Денис ни разу не видел таких гигантских и таких запущенных сооружений. Имперские стадионы почти все были меньше (кроме, разве что, петроградского «Динамо» на тридцать тысяч мест… да столичного сорокатысячного «Космоса»). Но они оставляли ощущение веселья и бодрой подтянутости – чистые, светлые, украшенные десятками флагов спортивных обществ, многолюдные… А тут… Со всех сторон – горы, покрытые мокрым туманным лесом. Сам лед, правда, был на удивление хорош (со здешними-то запасами энергии – конечно…). Но тут и там трибуны были провалены, большинство хозяйственных помещений явно заброшено, а то и просто разрушено. Да и люди… От большинства у Дениса осталось неприятное впечатление все той же истеричной вокзальной толпы, странной и глупой в своей торопливости. Только эти нелепо торопились отдыхать. Жгли костры, спешно пили что-то, что-то готовили… Настоящего веселья не было видно даже там, где собрались компании подростков. Более-менее приятно выглядели несколько домиков на дальнем склоне гор – наверное, какие-то… о, а уж не президентские ли это дачи, где он «свой гарем содержал»?
