Женщина покраснела и почти отдернула руку, а Валерия Вадимовна рассмеялась, откладывая вилку:
– Мне остается только ревновать. Ольга Ивановна, вы ведь просто красавица и умеете готовить намного лучше меня… Ладно, – она поднялась с решительным видом, – тоже пойду… готовить. Небось уже все заждались.
* * *
– У тебя и правда красивая мама. – Денис шнуровал ботинки, поставив ногу на крыльцо.
Олег посмотрел тревожно и внимательно – он, кажется, боялся, что Денис смеется над ним. Но Третьяков-младший был совершенно серьезен. Выпрямившись, он одернул шорты.
– Сегодня пойдешь со мной на площадь?
– Конечно, пойду, – удивленно ответил Олег и задержал взгляд на галстуке Дениса – отчетливо завистливый взгляд.
Денис напрягся и подумал: если сейчас попросит «такой же» – значит, плохо дело, чего-то не понял.
Но Олег только вздохнул:
– Мама и правда красивая… а была совсем… в смысле – очень, пока отец был живой. А потом… конечно, с твоей не сравнить… – Олег помолчал и вдруг спросил: – Денис, а почему ты один в семье?
– Мама больше не может рожать. – Денис зашагал к калитке и не смотрел на Олега, пока отвечал. – Ее ранили. Давно. И так получилось… Они у нас ровесницы. – Мальчишка наконец-то обернулся на шагающего следом друга и улыбнулся: – Все будет. Обязательно.
Он не стал конкретизировать, о чем говорит. Но Олег кивнул. И видно было, что он и правда понял.
* * *
Песню было слышно еще метров за сто от будущей школы. Олег и Денис переглянулись, и Денис удивленно сказал:
– Володька.
Да, несомненно – где-то внутри Володька горланил совершенно самозабвенно:
Вместе студеные версты верстали,
Выли тоскливо в январскую вьюгу…
Время пришло, и рассыпались стаи —
Каждый по нраву приметил подругу.
Что будет завтра? Шкуру ли снимут,
Буду ль судьбою прощен?
Мы пережили долгую зиму —
Что тебе надо еще?!.
[29]
Кенесбаев отнесся к охране серьезно – двое полицейских стояли у входа, еще четверо ходили парами по периметру, хотя и был день. Мальчишек пропустили только после того, как Денис предъявил удостоверение личности и поручился за Олега. Они почти вбежали в коридор – и остановились при входе в зал. Шесть или семь мужчин – в рабочей потрепанной одежде, деловито переговаривающихся – шоркали от старой краски стены и что-то мерекали с полами. Франц Ильич гордо прохаживался туда-сюда и что-то указывал тростью (его выслушивали вежливо, кивали, но, как заметил Денис, делали по-своему). А Володька распевал, сидя на решетчатой лестнице и болтая ногами. Впрочем, увидев Дениса, он тут же опасно слетел вниз с воплем: «Денис!» – и бросился к Третьякову.
Правда, затормозил в полушаге, смутился и махнул рукой:
– А мы тут… работаем.
– Вижу, – улыбнулся Денис. – Доброе утро, Франц Ильич. Доброе утро, – это он сказал мужчинам, которые с интересом смотрели на мальчишек и ответили вразнобой, но доброжелательно, а потом вернулись к работе. – Это кто? – понизив голос, кивнул на них Денис.
Володька пожал плечами:
– А… наши. С шахт позакрытых. Помочь пришли.
– Держи, – Денис передал Олегу несколько крупных купюр. – Забирай этого, – он толкнул Володьку в затылок, – и купи-ка инструментов для ремонта… – Денис примолк, поняв, что не очень представляет, что именно надо купить. Как-то не приходилось ему заниматься такими вещами.
Но Олег кивнул:
– Да понятно. Сейчас сбегаем.
– А с тобой остаться можно? – непосредственно спросил Володька и огорченно посмотрел на Дениса.
Тот отрицательно покачал головой:
– Олегу помоги, если уж работать собираешься. А я пока тут…
Володька вздохнул, но возражать не стал и покорно направился за Олегом к выходу.
Подошел Франц Ильич.
– Честно говоря, я не ожидал, что кто-то придет вот просто так… а утром пришел – люди ждут около дверей, охранники их не пускают… – Он проводил взглядом уходивших мальчишек. – Володя отлично поет, ты знаешь?
Денис кивнул, перевязывая галстук, как и вчера, на голую шею.
– Ужасно, что мальчику с его талантом досталась такая судьба… – сказал старый учитель.
– При чем тут судьба, Франц Ильич? – резко спросил Денис. – Судьба. Просто слово такое для оправдания бессилия и трусости. Простите…
– Ничего, – учитель вздохнул. – Возможно, ты и прав. Мне хочется верить, что ты прав. Мне очень хочется верить, что ты прав.
– Вы знали его родителей? – Денис примерился и ловко сорвал пахнущий сыростью занавес, отскочив из-под кишевших мокрицами складок. – Фу!
– Нет, – Франц Ильич поворошил тростью затхлые складки занавеса возле своих туфель. – Володя найденыш. Неясно, что с ним, где родители… Ему было три года, когда его нашли в лесу, на юг от поселка. И все. Искали, конечно, родителей или родню, но так – спустя рукава. А потом – привыкли, что есть такой вот мальчишка. Ходит, поет. Никто его особо и не обижает…
– Привыкли… – Денис пнул складки. Гадливо даванул ногой выбравшуюся оттуда жирную мокрицу. Поднял глаза на учителя. – Мы когда сюда ехали, я видел – дети в луже играют. К этому тоже привыкли?
С языка у Дениса готовы были сорваться еще немало злых – и справедливых! – слов. Тем более что Франц Ильич молчал. Но именно это молчание и заставило Дениса потупиться и тихо пробормотать:
– Простите…
– За что? – тихо спросил Шенк. И положил длиннопалую сухую руку на голое плечо Дениса. – Ты все правильно сказал… Когда начнем занятия – поможешь мне?
– В чем? – искренне изумился Денис.
– Ну, хотя бы доработать программы – в соответствии с вашими требованиями, – Франц Ильич улыбнулся.
– Но я в этом ничего не понимаю, – хлопнул глазами Денис.
Шенк тихо засмеялся:
– Похоже, в других случаях тебя это не останавливает.
– Да, в целом, да, – согласился Денис, повеселев. И набросился на занавес.
* * *
К полудню небо расчистилось совершенно, сияло и жарило солнце. Наработавшиеся мальчишки – все трое – сидели около ограды парка, рядом с журчащим фонтаном (тут и там исчерканным надписями). Точнее, даже не сидели, а полулежали на краю, разувшись и передавая друг другу бутылку с лимонадом. Володька булькал в воде рукой и то и дело совал ногу под струйку, вытекавшую из раструба-цветка.
– Хорошо, – неожиданно сказал Олег и потянулся.
Денис открыл глаза и усмехнулся:
