— Чуть-чуть грубовато, — сказал старик. — В моей картотеке
значится, что вам случалось и руководствоваться, как вы выразились, личными
мотивами, и выбирать. Хм… смотрите… я вижу тут некоторые обстоятельства…
— Я просто играл в орлянку, — сказал Вольф.
— О! — брезгливо произнес старик. — Какая гадость. В конце
концов, может, вы соблаговолите объяснить, зачем вы сюда пожаловали?
Вольф посмотрел направо, посмотрел налево, принюхался и
решился:
— Чтобы разобраться.
— Ну да, — сказал месье Перль, — это как раз то, что я вам и
предлагаю, а вы вставляете мне палки в колеса.
— Вы слишком непоследовательны, — сказал Вольф. — Я не могу
рассказать неизвестно кому все вперемешку.
У вас нет ни плана, ни метода. Уже десять минут, как вы меня
расспрашиваете, и притом не продвинулись ни на пядь. Я хочу точных вопросов.
Месье Перль погладил свою огромную бороду, подвигал
подбородком сверху вниз и чуть-чуть наискось и сурово глянул на Вольфа.
— А! — сказал он. — Вижу, что с вами так просто не
разберешься. Итак, вы себе вообразили, что я расспрашивал вас наугад, без предварительного
плана?
— Это чувствуется, — сказал Вольф.
— Вам известно, что такое точило, — сказал месье Перль. — А
знаете ли вы, как оно устроено?
— Я не проходил специально точильные круги, — сказал Вольф.
— В точиле, — сказал месье Перль, — имеются абразивная
крошка, которая собственно и работает, и спайка, связка, которая удерживает
крошку на месте и при этом изнашивается быстрее, чем оная, ее тем самым
высвобождая. Конечно, действуют именно кристаллы, но связка столь же
незаменима; без нее существовало бы лишь множество кусочков, не лишенных
твердости и блеска, но разрозненных и бесполезных, как сборник афоризмов.
— Пусть так, — сказал Вольф, — ну и что?
— А то, — сказал месье Перль, — что у меня, конечно же, есть
план, и я задам вам очень точные, резкие и острые вопросы, но соус, которым вы
сдабриваете факты, для меня не менее важен, чем сами эти факты.
— Ясно, — сказал Вольф. — Расскажите-ка мне немного об этом
плане.
Глава XVI
— План, — сказал месье Перль, — очевиден. В его основе лежат
два принципиальных момента: вы — европеец и католик. Отсюда вытекает, что нам
следует принять следующий — хронологический — порядок:
1) внутрисемейные отношения,
2) школьное обучение и дальнейшее образование,
3) первые религиозные опыты,
4) возмужание, сексуальная жизнь подростка, возможное
супружество,
5) деятельность в качестве ячейки социального организма,
6) если имеется, последующая метафизическая тревога,
родившаяся из более тесного соприкосновения с миром; этот пункт можно
присоединить к пункту 2), ежели, вопреки средней статистике людей вашего сорта,
вы не прервали все свои связи с религией в непосредственно следующие за вашим
первым причастием годы.
Вольф поразмышлял, прикинул, взвесил и сказал:
— Вполне возможный план. Естественно…
— Конечно, — оборвал месье Перль. — Можно было бы встать и
на иную, совершенно отличную от хронологической точку зрения и даже переставить
некоторые вопросы. Что касается меня, я уполномочен опросить вас по первому
пункту и только по нему. Внутрисемейные отношения.
— Знамо дело, — сказал Вольф. — Все родители стоят друг
друга.
Месье Перль встал и принялся расхаживать взад и вперед.
Сзади его старые купальные трусы обвисли на худых ляжках, как парус в мертвый
штиль.
— В последний раз, — сказал он, — я требую, чтобы вы не
строили из себя ребенка. Теперь это уже всерьез. Все родители стоят друг друга!
Еще бы! Итак, поскольку вас ваши ничуть не стесняли, вы их в расчет не
принимаете.
— Они были добры, не отрицаю, — сказал Вольф, — но на плохих
реагируешь более истово, а это в конечном счете предпочтительнее.
— Нет, — сказал месье Перль. — Тратишь больше энергии, но
зато в конце концов, так как начинал с более низкой точки, добираешься ровно до
того же, так что все это чепуха. Ясно, что, когда преодолеешь больше
препятствий, подмывает поверить, что продвинулся ты гораздо дальше. Это не так.
Бороться не означает продвигаться.
— Все это в прошлом, — сказал Вольф. — Мне можно сесть?
— Насколько я понимаю, — сказал месье Перль, — вы стремитесь
мне надерзить. Как бы там ни было, если вас смешит мое трико, прикиньте — и его
могло бы не быть.
Вольф помрачнел.
— Мне не смешно, — осторожно сказал он.
— Можете сесть, — подытожил месье Перль.
— Спасибо, — сказал Вольф.
Сам того не желая, он поддался серьезности тона месье Перля.
Прямо перед ним на фоне листьев, окисленных осенью на манер медной шихты,
вырисовывалось простодушное старческое лицо. Упал каштан, с шумом взлетающей
птицы продырявил шлаки листвы и мягко шлепнулся в своей скорлупе на землю.
Вольф собирался с воспоминаниями. Теперь ему стало понятно,
что у месье Перля были причины не разрабатывать свой план сверх меры. Образы
всплывали случайно, вперемешку, как вытаскиваемые из мешочка бочонки лото. Он
сказал ему об этом:
— Все смешается!
— Я разберусь, — сказал месье Перль. — Ну давайте же,
выкладывайте все. Абразив и связку. И не забудьте: форму абразиву придает как
раз таки связка.
Вольф сел и закрыл лицо руками. Он начал говорить —
безразличным голосом, без выражения, безучастно.
— У нас был большой дом, — сказал он. — Большой белый дом. Я
не очень хорошо помню самое начало, вижу только фигуры служанок. По утрам я
часто забирался в постель к родителям, и они при мне иногда целовались, они
целовали друг друга — и не раз — в губы, мне было очень противно.
— Как они относились к вам? — спросил месье Перль.
— Они меня никогда не били, — сказал Вольф. — Невозможно
было их рассердить. Этого нужно было добиваться специально. Нарочно
сжульничать. Всякий раз, когда мне хотелось впасть в ярость, я должен был
притворяться, и всякий раз я придирался по поводам столь пустым и ничтожным,
что так и не смог остановиться на каком-либо из них.
Он перевел дыхание. Месье Перль не проронил ни слова, его
морщинистое лицо напряглось от внимания.
