Англичанин довольно долго молчал. Потом тихо сказал, глядя в огонь:
– Я не буду причиной вашего разлада. Ты мне нравишься, князь. Слишком нравишься, чтобы портить тебе жизнь.
– Хорошо, – отсек я. – Теперь вот еще… Если вдруг случится так, что я не вернусь из этого похода… или еще откуда-то… Вот тогда, Джек, не дай Танюшке остаться одной. И в первую очередь посмотри, чтобы она не вздумала уйти следом за мной. Ей может стукнуть в голову такое.
Вот на этот раз он удивился. Даже, пожалуй, обалдел. Уставился на меня, недоуменно моргая, потом наконец выговорил:
– Но послушай… почему просишь меня?! У тебя хорошие друзья…
– Хорошие, – кивнул я. – Но они должны думать и о себе. И о своих девчонках. А ты сможешь думать только о ней.
Джек помедлил. Достал из ножен меч и поднялся. Постоял. Я наблюдал за ним снизу вверх. Джек медленно опустился на колено и протянул мне бастард, держа его на ладонях обеих рук и глядя мне прямо в глаза:
– Клянусь, – отчетливо произнес он, – пока я жив – я буду твоей девушке надежным щитом и другом. Только другом, князь.
Я коснулся его меча. Джек поймал им лежащие ножны, вбросил в них оружие и сел.
– Принц Чарльз – какой он был? – поинтересовался я.
Джек снова немного удивился, но ответил охотно:
– Да каким… Храбрым. Скрытным. И никогда никому ничего не прощал. Он был хорошим вождем и… королем. Вот и все. Друзей у него не было. Вождю трудно иметь друзей.
– Да, трудно, – задумчиво согласился я. И, поднявшись, собираясь идти спать, убежденно повторил: – Очень трудно, Джек.
* * *
Утром, еще до того, как мы проснулись, неожиданно прошел весенний дождь – бурный, шумный и короткий. Я слышал сквозь сон, как он лупит по камням и листве, шумит по скальному карнизу над входом. Потом кто-то спросил по-французски (а я понял сквозь сон): «Кончился?» – и чье-то утвердительное бормотание.
Вставать я не спешил – наслаждался балдежным состоянием, этими разговорами, дыханием Танюшки рядом. Кстати, подумал я, а у нас уже все спят рядом со своими девчонками… а Бэн с Саней?
Утренний покой накрылся никелированным тазиком. Я сел, тем же движением подогнув ноги.
Да, Бэн спал возле Сани. Само по себе это не выглядело чем-то странным (вон и Олег Фирсов с Бассом валяются рядом, перепутавшись ногами и руками). Если не знать, что к чему.
Я мысленно даже не сплюнул – смачно харкнул. И потянулся за туфлями.
* * *
Сколько раз я это видел – в кино, когда солдат уходит на фронт, прощается с девушкой, и это прощание длится, длится, и ни он, ни она не могут найти в себе силы его оборвать.
Меня всегда раздражали эти куски фильмов, потому что, по моему мнению, они мешали воспринимать течение событий. А оказывается, что я просто-напросто был дурак и не лечился, потому что уже десять минут стоял, держа ладони Танюшки в своих, сжав их перед грудью.
И не мог уйти.
Теплое место,
Но улицы ждут отпечатков наших ног.
Звездная пыль на сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок,
Солнечный день в ослепительных снах.
Группа крови на рукаве —
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве,
Пожелай мне удачи,
Пожелай мне удачи!
И есть чем платить,
Но я не хочу победы любой ценой —
Я никому не хочу ставить ногу на грудь.
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.
«Кино»
– Я пошел, – вздохнул я и, отпихнув локтем рукоять палаша, последний раз сжал ладони Танюшки и зашагал по тропинке вниз.
Я уходил не последним. Меня широкими шагами нагонял Север, придерживая на бедре шпагу, а еще несколько человек из всех трех отрядов по-прежнему стояли возле пещеры с девчонками.
– С Кристинкой попрощался, – печально сказал он, подлаживаясь под мой шаг. – Плохо мне как-то, Олег.
– Угу, – буркнул я. Север вздохнул. Его тонкое (аристократическое) лицо стало задумчивым, он вдруг пропел негромко:
Я пока еще живой…
Жизнь моя – как ветер,
Кто там меня встретит,
На пути домой…
– Не замечал за тобой страсти к русским народным песням, – удивился я.
– Я за собой ее тоже не замечал… Однако вот. Что-то другое не поется, – пожал он плечами под своей кожанкой.
– Угу… – повторил я. – Как там у тебя? – Я помедлил и напел, как всегда, фальшивя:
Жизнь моя – как ветер,
Кто там меня встретит,
На пути домой…
Оглянувшись, я увидел, что Танюшка стоит с поднятой рукой на верху тропы.
Прямо в пронзительно-голубом небе.
* * *
До вечернего привала оставалось не так уж много, и мы с Сергеем пристально посматривали по сторонам, выглядывая место для бивака среди всей этой сумасшедшей зелени. Под вечер в головной дозор я напросился сам – все устали, а у князя есть интересное право: в таких случаях брать самое трудное на себя. Сергей пошел со мной, потому что знал эти места по зимнему рейду. А еще потому, что он был мой друг.
– Вон там хорошее местечко. – Сергей указал палашом. Я вгляделся – примерно в километре от нас (по прямой, впереди начиналась лощина) две поднимающиеся над зеленью желто-серые скалы сходились буквой Л.
– Да, неплохо, – согласился я. – Ну что, подождем наших?
– Что-то… – Сергей подергал ноздрями. – Слушай, дымом пахнет.
Я принюхался и кивнул. Действительно, слегка пахло сухим дымом, от хороших дров. Мы быстро обежали глазами окружающее, но самого костра или дыма видно не было. И тем не менее Сергей уверенно сказал:
– Они там, – и указал на скалы.
Я молча согласился с ним. Те, у кого хватило ума развести бездымный костер, наверняка выбрали и самое удобное место для ночлега – то, которое бросилось в глаза нам.
– Урса? – предположил Сергей. Я пожал плечами и предложил:
– Посмотрим?
– Пошли, – коротко кивнул Сергей.
Мы убрали палаши и, на ходу доставая даги, тихо начали спускаться в лощину…
…По дну, в зарослях, тек тихий и чистый ручей. Сергей присел на колено, с усмешкой показал мне следы, оставленные на берегу, плоские следы сапог без каблука, шитых без различия ноги. Следы еще не полностью заполнила вода.
– Мальчишка, – тихо сказал он. – Совсем недавно спускался… Это не урса.
