Я быстро оглянулся на Танюшку – ее некуда было оттеснить, да она и не собиралась особо «оттесняться». Она улыбалась, и корда описала вокруг ее ладони три круга, быстрых и свистящих, как лопасти вентилятора. В руках у черноволосого оказались две ландскетты, и он пошел к Танюшке. Ко мне приближался, держа топор перед собой боевым хватом, белобрысый Рауль. Валерка со своей шпагой держался чуть в стороне.
– Не думаю, что это честно, – услышал я голос Таньки, и, прежде чем хоть кто-то успел среагировать, упруго щелкнула аркебуза. Рауль успел только извернуться всем телом, и пуля, летевшая ему в затылок, раздробила левую лопатку – он с криком выпустил свое оружие.
Дальше мне стало не до внешнего мира. Шпага Валерки была длинней моего палаша, и он пользовался ею мастерски. Чистое наслаждение было драться с ним! Из второй позиции он с ходу нанес мне в пах укол с переводом. Я ответил второй круговой защитой и рубящим ударом в голову справа. Вместо ожидаемой мною пятой или шестой Валерка взял третью и рубанул в правый бок. Я прикрылся второй и хотел прервать фразу, но этот юный мушкетер взмахнул шпагой и рубанул сверху по голове, прыгая вперед. Я вынужден был взять шестую и атаковал ударом левый бок. В ответ – четвертая защита и укол в грудь, который я отразил такой же четвертой и попытался исполнить обволакиванье, но он ушел в третью защиту и атаковал уколом в пах. Я отбил шпагу фруассе, проведя его до столкновения гард, – и, левой рукой одновременно выхватив дагу, вогнал ее в правый бок противника со словами:
– Тут не дорожка… – и быстро осмотрелся.
Если их старший рассчитывал встретить в Танюшке легкую поживу, то он ошибся. Сражались на равных, и два клинка едва позволяли ему держать Танюшку с ее кордой на расстоянии. Рауль, стоя в нескольких метрах от меня, держал в правой – левая висела плетью – тесак и смотрел на меня расширившимися глазами.
– Печальный исход, правда? – спросил я по-английски. – А главное – совершенно определенный… Ну? Каково это – знать, что умираешь?
– Я еще живой, – ответил он.
Я улыбнулся:
– Это ненадолго. Сколько ты здесь?
– Третий год, – ответил он.
– Ну и хватит, – кивнул я.
Он попытался защититься, но я обвел тесак и убил его. Если честно, мне не хотелось его мучить, поэтому я заколол его слева в грудь между ребрами, сразу.
Помочь Танюшке я уже не успел, потому что она в моей помощи совершенно не нуждалась. Как раз когда я к ней повернулся, она сумела рубануть черноволосого снизу вверх между ног. Удар был быстрым и легким, но кордой именно такие удары и наносят – при ее длине, отточенности и небольшой кривизне клинка ничего иного и не надо.
Выпустив оба клинка сразу, парень встал на колени, зажимая живот и пах в тщетной надежде не дать выползти внутренностям… впрочем, самым страшным был не распоротый живот, а то, что Танюшка снесла ему половые органы и вспорола пах – оттуда туго били темные струйки.
– Ну что?! – в запале заорала Танька. – Ты, кажется, хотел трахнуть меня?! На, попробуй, – она подала вперед бедрами, – я разрешаю, я даже хочу посмотреть, как у тебя это получится!
– Тань, не надо. – Я положил ладонь ей на плечо. Танюшка оглянулась на меня, несколько раз моргнула и вдруг, уронив корду, пошатываясь, отошла в сторону и обхватила голову руками.
Парень поднял лицо. Он старался улыбнуться, но получалась гримаса. Дрожащие губы прошептали:
– Один удар…
– Да, – кивнул я и, примерившись над склонившейся сильной шеей, подарил ему этот удар. Голова легко откатилась в сторону, тело с силой выпрямило ноги – и все. Я отвернулся и подошел к своему противнику.
Он был жив и вяло корчился на сочной весенней траве. Шпагу выпустил, тонкие, но крепкие пальцы нежно обнимали рукоять моей даги. Другая рука вытирала льющуюся изо рта кровь. Хорошо я его достал – похоже, точно в печень…
– Не можешь вырвать? – тихо спросил я.
– Всегда боялся боли, – ответил он. – А, так ты русский? – До него дошло, что мы говорим на одном языке. – Кажется, если я эту штуку выну – то все?
– Все, – кивнул я. – Давай-ка, – я присел, – быстренько, Валер… Ну чего ты мучаешься? Я сам, давай. – Я убрал его руку и взялся за рукоять. – Готов?
– Подожди, – он выкашлянул сгусток крови и улыбнулся. – Вот ведь, скольких убил, а сам боюсь… Тебя как зовут?
– Олег, – представился я, осознавая дикость происходящего и глядя в глаза смертельно раненного мною мальчишки. – Слушай… – я помедлил, – тебе там нравился Крапивин?
– Да, – он не удивился. – Я и фехтовать начал из-за него, только вот видишь – рыцаря из меня не получилось… Нескладно все совсем. Давай, что же ты?! – крикнул он вдруг зло. А потом, когда я плотнее взялся за рукоять даги, он добавил еще: – А сиськи у твоей девчонки и правда – обалдеть.
Я выдернул дагу. Умирающее тело Валерки рванулось за клинком вверх, стараясь удержать в себе остаток жизни. Изо рта и носа толчком выплеснулась кровь, глаза расширились, словно увидев что-то очень необычное, – и потухли.
Вытирая дагу травой, я подошел к Танюшке. Она подняла потрясенное лицо, пошевелила губами и тихо сказала:
– Я… убила его…
– Он хотел сделать то же самое, – вздохнул я, но Танюшка замотала головой:
– Нет, ты не понимаешь! Я… я радовалась, я кричала такое… Как я могла?!
– Тихо, Тань, тихо. – Я прижал ее голову к своему животу. А про себя подумал: трое ли их было?
* * *
По берегам этого благословенного Гвадалквивира мы уходили на юго-запад почти до вечера – я все еще не был уверен, что напавших на нас всего трое. Попутно высматривали место для переправы, но ни фига не находили, зато нашли следы.
Следы обнаружил я. Кто-то спускался к воде и оставил отпечатки на мокрой глине, причем отпечатки обуви, и не самоделки, а именно обуви.
– Сороковка, – определил я. – Мальчишка шел, шаг широкий… Кеды, что ли?
– Это не кеды, – Танюшка нагнулась рядом, – это настоящие кроссы… Смотри, вот, – она указала на след подальше, на котором читалось PUMA, – кроссовки «Пума». Недавний следок. Сыро, а воды в них нету. Минуты какие-то.
– Пошли, глянем. – Я осмотрелся. – Кто тут у нас шляется.
След, конечно, исчез, но зато было видно примятую траву, а потом этот «кто-то» зачем-то очень неудачно пролез через кусты олеандра. Мы пролезли следом. Я это сделал первым и, пригнувшись, скомандовал Танюшке:
– Куртку надень. Люди тут…
…Лагерь был разбит в долине довольно умело, вот только охранялся очень плохо – во всяком случае, нас на гребне холма еще не заметили, хотя внизу около шалашей ходили человек десять. В центре шалашного круга горел большой костер, возле него возились две девчонки. На шестах-подпорках шалашей висело оружие. Но в этом лагере была именно правильность. Правильность, а не умелость. Такие лагеря разбивают, если знают в теории – как, а практики маловато.
