Простая арифметика. Нас тут трое. Наших там – два десятка.
Я посмотрел на Вадима и Таньку.
– Тань, сейчас побежишь к нашим. Очень быстро, – сказал я. – А мы с тобой, – я взглянул на Вадима, – покидаем всю эту гадость в костер и побежим следом.
Танюшка молча кивнула, и мне это показалось подозрительным. Но я промолчал тоже. А Вадим вообще ответил мне совершенно хладнокровным взглядом, извлекая кистень…
…Часовых конкретно у этой кучи не было. Зато были аж четверо у соседних костров. Это даже смешно, но они какое-то время созерцали нас с ленивой скукой. Потом коротко щелкнул кистень Вадима – и один из урса, раскинув руки, завалился спиной в костер.
Даже как-то странно, но я не утерял ни единого навыка… Отброшенный ударом ноги, в сторону полетел еще один, другой рухнул вбок, обезглавленный моим палашом. Последний из часовых бросился бежать… но упруго стукнула аркебуза, и урса упал куда-то в темноту. Я быстро оглянулся. Так и есть. Моя любимая стерва не то что не думала бежать со всех ног – она стояла и очень спокойно перезаряжала оружие. Заметив, что я гляжу на нее, – показала язык.
Визгливые крики понеслись сразу отовсюду.
– В огонь! – крикнул я Вадиму, прыгая навстречу двум урса со щитами, выбегающим из тьмы. В прыжке я оттолкнулся ногой от щита одного, бросил его назад, наступил на плечо второму и, рубанув его сбоку по шее, вторым прыжком сшиб первого окончательно, приколол к мерзлой земле ударом в горло. Сбоку показались еще двое, но в полутьме вновь обрекающе щелкнула аркебуза, а через миг Танюшка появилась сама, ее корда полоснула воздух – и урса зарылся в окровавленный снег возле костра, в который Вадим бросал уже последние зажигательные снаряды, оказавшиеся глиняными шарами с ременной петлей и запалом. Костер разгорался сильнее, с треском и посвистом начинал уже плеваться огненными струйками.
– Валим! – рявкнул я. Вадим на бегу взревел, как медведь на потрахе, двое урса порскнули в стороны сами, третьему он подсек ноги выше колен, и тот, всплеснув руками, завалился в сугроб… Я ударом кулака в краге свалил четвертого. Мы неслись по утоптанному снегу, как тройка-птица, держа впереди Танюшку, на ходу заряжавшую аркебузу. А за нами (и по сторонам!) уже металось пламя факелов, вопли становились все громче и агрессивнее. До меня дошло, что мы не подрассчитали – нам перекроют дорогу раньше, чем мы добежим до баррикады.
– Танька, беги быстрее! – крикнул я, прикидывая, как бы отрезать от нее преследователей…
И вдруг – еще один огонь вспыхнул впереди, там, куда мы бежали, на баррикаде. Несколько человек размахивали факелами, а потом ломающийся мальчишеский басок прокричал:
– Держитесь, братья! Мы идем, держитесь!
Люди в пещере даже не задумались, кто там сражается с урса. Несколько секунд – и около дюжины мальчишек с оружием в руках ударили на наших преследователей. Ребят вел черноволосый атлет с непокрытой головой, в руках которого с бешеной скоростью вращались два топора-бартэ. Я видел, как он оттолкнул за свою спину Таньку и подал сигнал отступать к пещере.
Я прыгнул плечом к плечу с высоким парнем, мельком бросил на него взгляд, увидел шрам на щеке, удивленную улыбку и крикнул:
– Привет, Басс!
– Ребята! – заложило у меня ухо от отчаянного клича. – Олег вернулся! Ро-о-ось!!!
* * *
– Он умирает, – тихо сказала Радица и сделала шаг в сторону, давая мне дорогу. Широко посаженные карие глаза девушки смотрели скорбно, но в то же время изучающе, почти враждебно. – Пройди, он хочет говорить с тобой…
Я вытер лицо рукавом куртки. Как во сне скользнул взглядом по знакомым и незнакомым лицам, окружившим меня в колеблющемся свете костра. Блестело оружие, слышалось сорванное дыхание, пахло мокрой кожей, потом, сталью, кровью… Я еще ни с кем не успел обняться, никому не успел пожать руку… И не до этого стало сейчас.
– Борис, – сказала Радица за моей спиной и все-таки заплакала, оттолкнула меня и упала на колени возле заваленного пышной грудой шкур топчана.
На нем лежал тот самый темноволосый парень. (Я, кстати, почти не удивился, узнав, что он и есть Борис, здешний князь.) Его кое-как перебинтовали (я узнал руку Ингрид), но разрубленные ребра и легкое так просто не починишь, и расколотый череп – тоже. Тем не менее Борис был в сознании и даже улыбнулся, увидев меня.
– Я так и подумал, что ты Олег. – Он говорил по-болгарски, но я понимал без усилий. – Еще я думал, как мы уживемся вместе, когда Вадим сказал, что отправляется за тобой… – Он трудно сглотнул, и я вдруг отчетливо понял, что он держится на этом свете каким-то запредельным усилием, на какой-то тоненькой ниточке… – Но вот видишь, уживаться нам не пришлось… – Борис закашлялся и выплюнул кровавый сгусток. Радица, продолжая всхлипывать, бросилась к нему с платком.
– Я не стремился к этому, – искренне сказал я, – и с радостью подчинялся бы тебе.
– Не придется… – с трудом сказал Борис. – Я хотел сказать… теперь все на тебе… и не бросай… моих, кто еще остался…
– Клянусь, что они будут такими же «моими», как и мои старые друзья. – Я сжал холодную сухую руку Бориса.
И понял, что он мертв.
– Умер. – Я поднялся на ноги и повернулся к остальным. Радица тихо плакала, лежа лбом на плече мертвого. – Теперь я – ваш князь.
Ответом мне было молчание. Не неприязненное, нет. Печальное, и я их понимал, поэтому просто обвел всех взглядом, с облегчением убедившись, что «мои» все целы. Чертовски приятно было вновь видеть знакомые лица, хотя не хватало Сергея, Андрея…
Я правда этого не хотел.
Обведя всех взглядом еще раз, я вздохнул:
– Мне бы хотелось познакомиться с теми, кого… кого я еще не знаю. Не думаю, что вам много обо мне рассказывали – я вообще-то не собирался возвращаться, удрал в большом гневе, со всеми перессорившись. Но уверяю вас, что я человек довольно мерзкий: занудный, придирчивый, самоуверенный и упертый…
– Это все правда, – буркнул Басс, и я, заметив, что кое-кто слабо заулыбался, мысленно поставил себе «плюс» и продолжал:
– Конечно, это будет выглядеть очень официально и немного смешно… но я попрошу всех по очереди мне представиться. Радицу я уже знаю… – Я ощутил сильное неудобство от того, что веду этот деловой разговор, стоя спиной к трупу хорошего, смелого парня, погибшего, чтобы спасти меня, Танюшку и Вадима… – Я выдержал паузу и продолжил: – Я понимаю, что… В общем, я не хотел такой чести. И я готов ее уступить любому из вас. Но если желающих нет… – Я еще раз примолк и молчал довольно долго, пока темно-русый синеглазый мальчишка, невысокий, но широкоплечий, не сказал вдруг:
– Видов… Видов Земич, я серб…
Черноволосый стройный парнишка со свежей раной на левом виске, зашитой, но не забинтованной, обнимавший медно-рыжую большеглазую девчонку, кивнул:
– Меня зовут Ясо, а она – Клео, мы греки.
