– Иван Топлодольский, – представился черноглазый, но светловолосый худенький мальчишка моих лет, – я из Болгарии.
– Раде Рачацки, я македонец, – назвался высокий голубоглазый красавец с девичьим, нежным и смуглым лицом.
– Я Мило… – начал мальчишка, стоявший у входа, а тот, который стоял рядом с ним и был очень-очень похож, продолжил:
– …а я Боже, мы сербы, и наша фамилия Бранковичи…
– Я Зорка Коржич, тоже из Сербии, – последней назвалась стройная высокая красавица.
– А где Ристо? Где Харт? – вклинился Вадим, оглядываясь, словно впервые.
– Они погибли на опушке, – сказала Ирка Сухоручкина. – Не добежали… И Саша, и Анте с Марицей, и Гинтис…
Вновь опустилась тишина. Ирка добавила:
– А Генчо убили уже здесь, во время штурма. – Она кивнула в сторону, и я увидел у стены ранее незамеченное тело, закрытое шкурой.
– Вот как… – Вадим провел рукой по глазам.
– Я не сказал еще кое-что, – вновь вклинился я. – Я обращаюсь сейчас к своим старым друзьям. Вадим, Арнис, Игорь, Ольга, Андрей, Сергей, Джек, Лена, Наташка, Ирина, Ингрид, Вильма. Я хочу просить у вас прощения, – обведя всех названных взглядом, я увидел, что они застыли, переглядываясь. – Я хочу просить у вас прощения за то, что бросил вас. За то, что по моей вине ушли наши друзья. За то, что позволил сиюминутному раздражению говорить моим языком. Вот что я хотел сказать.
Тишина стала смущенной. Потом Басс сказал:
– Вообще-то, Олег… вообще-то мы тут все время думали, что это мы виноваты…
– Но мы принимаем твои извинения, – добавила Ленка Власенкова.
А Джек с усмешкой заключил:
– Если ты примешь наши.
* * *
– Их еще не меньше сотни. – Раде повел рукой в воздухе. Я искоса посмотрел на македонца; он ответил мне невозмутимо-холодноватым взглядом.
Для себя я уже составил мысленные портреты всех «своих новеньких». Видов Земич – немногословный, предпочитает делать, а не говорить, может быть, слегка ограниченный, но скорее просто из молчунов… Ясо Сарагис – храбрый, романтичный, вспыльчивый, очень любит Клео… Клео Бальи – преданная, верная, буквально созданная для поддержки «своего» парня девчонка… Радица Милованич – «хозяйка», чем-то похожая на Ленку Власенкову, только сейчас долго еще будет «отходить» от смерти Бориса… Иван Топлодольский – задумчивый, мечтательный, наверняка ему труднее остальных здесь… Братья Бранковичи – храбрые, гордые, какие-то средневеково-диковато-притягательные; Мило – поумнее, Боже – попроще… Зорка Коржич – настоящая принцесса, немногословная, сильная духом и телом, решительная и ответственная, но такие часто бывают одиноки… А вот Раде… Вадим сказал, что его отец и мать – крупные функционеры Союза коммунистов Югославии (македонского отделения). Раде, правда, не выглядел избалованным сынком «деятелей». Но взгляд на мир у него, кажется, был циничным.
Их бы с Зоркой свести, подумал я. Хорошая была бы пара. Только… ладно, посмотрим.
Я выдохнул клуб морозного пара (похолодало) и еще раз внимательно осмотрел лагерь урса, остававшихся там же, где они и были. Дымились костры. Трупов наших убитых на прежнем месте уже не было.
– Съели, – сказал я, отвечая своим мыслям.
– Угу, – подтвердил Раде.
К нам неслышно подошел Джек. Раде, чуть наклонив голову, скрылся в пещере.
– Спасибо, что вернулся, – сказал Джек, положив ладонь мне на плечо. Я посмотрел на него и уточнил:
– Спасибо, что вернул Татьяну?
– Да. – Он ответил мне прямым взглядом.
– Странная ситуация, – признался я.
– Не бойся. – Он улыбнулся и перешел на английский: – Я щит ей и опора, а не твой соперник.
– Вот что, щит и опора, – без насмешки сказал я. – Не хочется мне сидеть тут в осаде.
– А ты не изменился, – одобрительно заметил Джек. – Приятно видеть и это. Но нас всего двадцать три человека.
– По четыре урса на каждого из нас, – презрительно посчитал я. – Бывало и больше.
– Исключи девчонок, – напомнил Джек, – и будет по пять. С кусочком…
– Тоже не слишком страшно, – отмахнулся я.
– Ты серьезно, что ли? – наконец свел брови Джек.
– Там разберемся, – уклончиво пообещал я.
Мы вернулись в пещеру. Огонь полыхал вовсю; Джек опустил за собой меховой полог. Я подошел к очагу и, плюхнувшись на шкуры, распустил шнуровку теплой куртки. Только после этого обратил внимание на то, что все смотрят на меня.
– Эти взгляды надо расценивать как ожидание от меня многочисленных и суровых распоряжений? – Я потыкал ножом в оленью ляжку, жарившуюся с краю над углями. – Я больше десяти месяцев никем не командовал. Нужно восстановить навыки.
Послышались смешки. Вот черт, так я приобрету репутацию остряка. Только этого мне не хватало… Поэтому я не стал продолжать в том же духе, а занялся завтраком, подавая пример остальным.
Если честно – я не врал, что мне нужно восстановить навыки. Я все еще не пришел в прежнее состояние и толком не мог свыкнуться с мыслью, что вновь «занял трон». И еще более тревожной была эта мысль от того, что над пещерой, в свежей могиле, лежит мальчишка, чье место я занял всего лишь сегодня ночью.
– Вадим, Раде, – я оторвался от еды, – заканчивайте, смените Арниса и Ивана. Лен, ты мне вот что – ты мне покажи-ка все здешние припасы.
– Пошли. – Ленка с готовностью отряхнула руки и встала. Я вздохнул, печально посмотрел на недоеденное мясо и ругнулся про себя, ведь знал же одержимость Ленки в хозяйственных делах.
– Ну пошли…
– Тут отсек почти как в той, нашей пещере… голову ниже… – Ленка сняла со стены факел. – Вот, смотри – они, наши запасы.
В пещере было холодно. Она, правда, была не очень удалена от основного жилища, но сюда по-хозяйски натаскали здоровенные бруски льда и выложили ими стены. Часть продуктов вообще лежала на этих ледяных полках. В свете факела я увидел корзины, грубые кувшины; с потолка, под которым проходили жерди, свисали окорока, еще что-то… Кончался февраль, а кладовая выглядела весьма солидно.
– Еще в августе начали запасаться, – с гордостью ответила на мой невысказанный вопрос Ленка. – Борис этому большое внимание уделял.
– Не исключено, что со мной так сытно не будет, – мельком заметил я.
– Да господи… – с непонятной интонацией повела плечами Ленка. И вдруг добавила: – Мы все ждали, что ты вернешься. Поэтому и уговорили Бориса, чтобы отпустил Вадима.
* * *
Я снова вышел из пещеры. Ярко сияло солнце, снег сверкал, словно огромная бриллиантовая россыпь. Урса у своих костров казались на нем пятнами грязи.
Вадим и Раде стояли метрах в десяти, за баррикадой. Меня они не слышали, хотя я специально не скрывался и услышал их разговор, точнее – его кусок.