– Это «Марш-атака», – сказал кто-то, – не может быть.
– И вообще это больше смахивает на страшилку, – заметил Андрей Соколов. – «Девочка, девочка, не вывинчивай крюк в полу» и все такое. Летающая Рука…
– Нет, – покачал я головой. – Лотар вообще-то очень мало пишет про Пацифиду, но у него тоже сказано про «барабанную дробь в джунглях»… Так, а что было дальше?
– Мы ушли, – пожал плечами Тиль. – Гребли как черти, пока не оказались вне видимости берегов. С тех пор, – вдруг заключил он неожиданно, – я жалею, что не пошел в джунгли. Хотя там погиб бы наверняка.
– Не обязательно, – покачал я головой. – Лотар не погиб.
– И не только он, – подтвердил кто-то из ребят Лаури. – Вообще-то не так уж мало людей проходили Пацифиду.
– Тебе видней, – заметил Лаури, – ты ведь плавал с Эмилем ярлом…
– Плавал, – согласился парень, – и ушел от него сам, Лаури ярл. Но смелости у Эмиля ярла было не отнять. Он проходил Пацифиду – правда, без меня…
– Эмиль – это тот, остатки отряда которого мы добили на Крите? – вспомнил я.
Лаури кивнул:
– Между прочим, Дэннис Лиан, который пропал на Крите – я про него упоминал, когда разговаривали с Жоэ, – тоже там бывал. На Пацифиде, в смысле.
– В кого ни ткни – либо умер, либо пропал… – пробормотал я. Джек возразил:
– Не думаю, что это как-то связано.
– Да я не о связи, – отмахнулся я, – расспросить некого.
– Вообще-то про Пацифиду чего только не рассказывают, – сказал Тиль серьезно. – И Город Света там. И Бесконечная Дорога в тех местах начинается. И просто что там заповедник разной нечисти.
– Это, кстати, не исключено, – заметил Джек.
– Согласен, – поддержал его Лаури. – Тут и везде-то немало странного.
– Вроде носферату, про которых ты говорил, Джек? – вспомнил я.
– Вроде, – кивнул Джек. – И более того.
* * *
Кабанов было не меньше двадцати только взрослых самцов и самок. Эти звери не умеют смотреть вверх, но нас они почуяли, хотя мы находились на верху крутого склона, заканчивавшегося сырой низинкой, где и шли неспешно кабаны.
– Вот и ужин с развлечением на всю компанию, – сказал Лаури.
– Угу, – согласился я, прикинув, как буду действовать, и доставая дагу. – Ну что…
Договорить я не успел – кто-то на правом фланге засвистел пронзительно и заорал: «Пошли, пошли, вперед!» Мы рванулись вниз по склону, как в атаку.
Да это и была атака. Кабаны не могли бежать нам навстречу, вместо этого они массой подались назад, теснее сплачиваясь и закрывая подсвинков и поросят. Массивные клиновидные головы опускались к земле, обнажались выгнутые кинжалы клыков. Утробное хрюканье перерастало в угрожающе-истошный визг – кабаны заметили врага.
Нас.
– Растягивайте их! – послышался чей-то веселый возглас. Кругом кричали, улюлюкали, слышался хрип кабанов, отбивающих броски…
– Сюда!..
– Давай!..
– А-а-ах-х!..
– Быстро!..
– Н-на!..
– Оп!..
– Бей!..
Я пролез мимо какого-то парня, которого мотал кабан, а парень держался обеими руками за меч, вошедший в пасть до рукояти – из ноздрей широкого пятачка и из пасти лилась кровь. Ухватив жесткую шерсть за ушами, я почти лег на бок кабана и вогнал дагу под левую лопатку – кабан свалился мгновенно.
– Спа… сибо… – выдохнул парень, с трудом вытягивая меч. – Сзади!..
Я кувыркнулся через тушу кабана, пропуская мимо страшную, оскаленную и ощетиненную свинью. Взрывая мокрую землю, она развернулась, попыталась обойти тушу, – я перекатился через нее вновь и, ухватив самку под коленом правой передней ноги, свалил. Мальчишка, которому я помог, сверху отвесно пробил ее насквозь и широко улыбнулся.
– В расчете. – Я поднялся тоже с улыбкой. Неподалеку докалывали визжащих поросят, кому-то, отчаянно ругающемуся, уже зашивали рану на ноге. Я несколько раз всадил дагу в землю и заорал:
– Эй! Мои все целы?!
– Меня убили! – так же заорал в ответ Боже.
Вокруг грохнули.
– Похоронишься и доложишь! – не остался в долгу я. – А пока давай принимайся за разделку! Это вообще всех касается, але!..
…Я, кажется, уже упоминал, что в отличие от охоты последующая за нею разделка туш – дело редкостно мерзостное. По-моему, привыкнуть к этому нельзя, особенно если это в промышленном масштабе. Но почти двести парней хотят есть. Кто-то уже разжигал костры, склон долины звенел от шума и гама, а на другом склоне неспешно скапливались в ожидании ночи волки. Им поживы тут явно много останется. Долбила гитара, и чей-то голос выл:
Когда подходили к Берлину
(Ох, лучше б туда не ходил!),
Нарвался я, братцы, на мину —
Осколок мне… отхватил…
С другой стороны не менее громко ревели на несколько голосов по-голландски (или по-фламандски?) что-то, похоже, столь же похабное.
– Застрельщики славных дел, – заметил, подходя, Вадим. – Любое славное дело застрелят… Пошли к костру. Только помоемся сначала.
– Мне такие сборища всегда напоминают турслеты, – признался я, когда мы отмывались. – Фу, все равно кровью воняю… Не люблю я этого запаха. – Я обратил внимание, что Вадим смотрит на меня странными глазами, и удивился: – Ты чего?
– Да вот я вспомнил, – медленно сказал он, – февраль, когда мы с немцами урса на Марице перебили. Как ты тогда глаз урса вынул и ногой на животе у него раздавил… Что, тогда кровью не пахло?
Я смерил его долгим, внимательным взглядом:
– Чего ты хочешь? Испортить мне настроение?
– А оно у тебя хорошее?! – то ли в шутку, то ли всерьез поразился Вадим.
– Да! – рявкнул я, вскакивая.
– Тише, тише, дети, не ссорьтесь! – подал голос Сережка Лукьянко, отмывавшийся неподалеку. – Пошли, костер-то уже развели, наверное…
…Костер уже не только развели – Михель шпиговал три здоровенных кабаньих окорока какими-то травками, уверяя всех, что это знаменитые кавказские приправы.
– Ты нам волчьего лыка туда не напихай, – под общий смех сказал Видов, вырубавший из палок здоровенные вертелы. Михель хмыкнул:
– Я голландец, а у нас обжорство – национальная традиция… Вот это, например, – он поднял какой-то стебелек, – это кинза. А это – реган. А это…
– Это петрушка, – невозмутимо сказал Мило. – Послушай, я есть хочу.
Боже поддержал брата энергичным кивком. У какого-то костра казачата орали древнее, как мир:
Как при лужку, при лужке,
Во широком поле,
