И мы пошли…
…Подобной мясорубки я себе и представить не мог. Приторный, удушливый запах крови повис в ущелье плотным густым пологом, мешая дышать. Мы не потеряли ни одного человека – урса были растеряны и не сражались даже, а так – наугад отмахивались клинками, десятками погибая от наших ударов.
Переступая через трупы (и не ощущая вообще ничего, кроме легкой усталости), я подошел к Свену и Тилю, пожал им руки. Фризон был ранен – брошенная тола рассекла ему левый висок, и он, весело скалясь, вытирал все еще текущую кровь ладонью, размазывая ее по щеке. Я так и пожал окровавленную сильную ладонь…
– Полдела сделано, – подытожил Свен. – Теперь надо завершать, а это может оказаться посложнее…
Я отошел к своим. У нас тоже кое-кто получил царапины, на каковые постепенно переставали обращать внимание, и среди мальчишек царило веселье. Похоже, даже излишнее, отдающее головотяпством.
– Быстро мы их! – размахивал руками Бэн. – Раз, два, три – и капец, а?!
– Хватит болтать, – оборвал я хвастливый треп. – Собираемся и идем обратно.
– Главное, чтобы не пришлось бежать, – отметил Вадим. – Это будет уже лишнее.
Нам пришлось все равно задержаться еще на какое-то время – лучники методично собирали стрелы, стараясь не пропустить ни одной. Я первый раз видел так близко здоровенные английские луки, о которых столько читал, – они были одинаковые у англичан, норвежцев и фризонов.
* * *
Каждый из отрядов сложил по костру. Мы сделали это на трех соседних полянах и навалили верхним слоем зеленые ветки. У меня еще работала зажигалка, но последнее, на что ее хватило, – как раз подпалить растопку.
Странно, но почему-то это меня огорчило. И очень. Словно бы лопнула еще одна ниточка, связывавшая меня… с чем?
Я подкинул зажигалку на ладони. И бросил ее в разгоравшееся пламя…
…Плотный белесый дым костра клубами повалил в небо. Частично он растекался и по поляне, оттесняя нас к ее краям. Из этой пелены вынырнул Тиль.
– Пора! – крикнул он, извлекая из ножен шпагу и салютуя ею. – Дым в крепости наверняка виден! Если Ян дошел, сейчас будет вылазка!
– Ну что ж… – Я натянул перчатку и, обнажив оба клинка, махнул палашом своим: – Пошли, ребята! Закончим начатое!..
…Мы вышли на опушку метрах в трехстах от лагеря урса как раз когда впереди прокричал рог и на узкую тропку-перемычку начали высыпать из крепости вооруженные люди. Рог вновь подал сигнал; над людьми возникло знамя – цвета запекшейся крови, с белым львом.
– Вперед! – вновь прокричал я. И откуда-то всплыло еще одно слово, которое я выплюнул с прилязгом – боевой клич: – Р-рось! – и не удивился этому крику, подхваченному за моей спиной:
– Ро-о-ось!!!
…Урса было все еще примерно вдвое больше, чем всех нас вместе взятых. И они просто не могли поверить, что окружены.
А я почему-то думал о сгоревшей зажигалке. Только о ней.
Дагой – вверх ассегай, пригнуться, по ногам круговым – ххахх!
Ногой в щит, ногой по руке с ятаганом, палашом – острием – сверху вниз – ххахх!
Палашом по древку ассегая, поворот, сбоку по шее дагой – ххахх!
Поворот, ятаган палашом вниз, поворот, дагой между глаз – ххахх!
Пригнуться, ятаган дагой вверх, палашом удар в бок – ххахх!
– Ро-ось!
Урса – те, кто еще оставался в живых, – бросая оружие и беспорядочно отбиваясь, разбегались вдоль опушки, сшибали и топтали друг друга, пытаясь вырваться из засады. Их догоняли и беспощадно, наотмашь, рубили. Я толком пришел в себя, стоя по колено в ручье. Возле моих ног лежал разрубленный от плеча до пояса урса, а Тиль, хлопая меня по спине, говорил:
– А ты бешеный, русский! Хороший удар, отличный удар, князь!
Я слегка обалдело огляделся и чихнул. Два раза подряд, как у меня обычно бывает.
Урса сдавались. Многие из них уже стояли на коленях, скрестив на голове руки, побросав оружие и согнувшись. Я видел не всех своих, но почему-то не мог беспокоиться.
Переступая через трупы, ко мне шел темноволосый парень – рослый, плечистый, в кожаной кирасе с металлическими накладками и кожаном шлеме с красивой серебряной полумаской. Сапоги и лосины мальчишки были забрызганы кровью, над плечом качалась широкая крестовина меча-бастарда. Не доходя до нас нескольких шагов, темноволосый снял шлем и, надев его на рукоять, наклонил голову; глаза на суровом, красивом лице были широко посаженные, серые, на лбу – шрам.
– Борислав Шверда, – протянул он мне руку, с которой ловким движением сдернул высокую крагу с зубчатым раструбом. – Я рад помощи. – Он говорил по-русски без акцента, но откусывая фразы. – Я рад тебе, князь Олег. И тебе, вождь Тиль. Хотя вижу вас обоих впервые. Но где Свен ярл, мой друг?
– А правда, где Свен? – Тиль обернулся, словно ожидал его увидеть за своей спиной…
…Свен ярл умирал. Лаури подложил ему под голову урсаитянский щит, чтобы тот лежал повыше, но кровь все равно шла из горла норвежца. Две толлы торчали в его груди выше сердца, брошенные буквально в упор. Они пробили кожаный панцирь.
Постепенно к Свену подходили все новые и новые люди. Оставались стоять – молча и опустив головы, потому что ничем помочь тут уже было нельзя. Люди Шверды, Тиля, самого Свена, мои друзья… Многие были ранены, но никто даже не пытался заняться собой.
– Лаури… – Глаза Свена стали осмысленными. Его стурман нагнулся к нему, и Свен точным движением вложил ему в ладонь рукоять палаша. – Твое… – с трудом, но ясно сказал он. – А моя удача… кончилась сегодня… – Он заговорил по-норвежски; двое ребят-норвежцев тоже опустились на колени, да и англичане, похоже, понимали. Но вдруг Свен снова перешел на английский: – Где русский князь?
И я понял, что он уже не видит.
– Я здесь. – Я встал на колено. Чужой мальчишка умирал передо мною. Шесть лет проживший на этой земле… – Я слушаю тебя, ярл.
– Это… ловушка, Хельги, – сказал он, назвав меня их, северным, именем. И глаза его застыли, как схваченная морозом вода в родниках.
А я вспомнил надпись, которую Танюшка прочла на полу башни, где мы нашли оружие. TRAP. ЛОВУШКА.
– Свен, Свен… – Лаури тронул его за плечи. – Свен ярл, мой побратим… Как две руки были мы с тобой, как два зорких глаза… Как жить мне теперь, когда половина моя осталась в этих скалах мертвой? Как сражаться, если отрублена моя правая рука? О Свен, что я скажу Изабель?!
Он закрыл глаза мертвому. Меня передернуло. Не от страха, не от отвращения. От тошнотного осознания ужасного факта: Свен умер. Его больше нет.
– Приведите сюда тех урса, что взяли, – сказал Лаури, поднимаясь и доставая широкий нож. – Я порадую тебя, брат, – тихо произнес он, обращаясь к мертвецу. – Порадую…
К нему подтащили урса, бросили на колени. Лаури схватил его за волосы, уперся коленом в спину…
