– Расскажи нам о себе. Расскажешь?
Он поднял глаза от огня. Посмотрел на нее. На меня и опять – на нее. Пожал острыми, худыми плечами под лежащим на них пышным капюшоном куртки:
– Я расскажу. – Он потер руки над пламенем. – Да, расскажу, – Джек словно бы сам укреплял себя в этом намерении…
…Около тридцати лет назад, теплым майским днем, сорок три английских мальчишки из элитной школы пошли в поход. Среди них были сыновья аристократических родов и сам наследный принц Чарльз. Мальчишки были крепкой закалки, привыкшие вставать, если упал, на удар отвечать ударом и не теряться, а главное – их отличала характерная для англичан любовь к упорядоченности. Оглядевшись в опасном и путаном мире, они решили строить здесь свой мир. Вскоре им стало понятно, что не им первым пришла в голову подобная идея, но негативный опыт предшественников их не остановил, скорее наоборот – показался брошенным вызовом. Уильям Голдинг слишком плохо думал о своих соотечественниках
[22]
– через восемь лет цепь каменных башен с английскими львами опоясала Европу от Атлантики до Урала, и урса раз за разом откатывались от нее, а у Чарльза в отряде ходило больше четырехсот мальчишек (девчонок до боя не допускали ни при каких обстоятельствах) – и не только англичан. Даже не столько.
Они тоже прослышали о Городе Света. И вот восемнадцать лет назад отряды Срединного Королевства – так называли англичане свое объединение – вместе с бойцами многих союзных отрядов, всего до тысячи человек, двинулись на юг.
Они недооценили силу врага. На иранских равнинах их окружили урса. И было их не меньше чем по сотне на каждого бойца.
В битве пал Чарльз, погибли и почти все, кто шел с ним. Что сделали с попавшими в плен – лучше и не рассказывать. Раненный в бок, ногу и дважды в грудь, тринадцатилетний Джек пересек, уходя от погони, страшные солончаки Дешт-и-Кевира и чуть не умер на южных берегах Каспия. Его подобрала «чайка» астраханских казачат, старых соперников Срединного Королевства. Но эти счеты не имели больше смысла. Казачата и рассказали о том, как урса потоком хлынули на север – в ответный поход…
…В альпийской пещере ждала Джека красивая девчонка Магда, Магдалена. Джек любил ее, он шел к ней, держась всей душой за ниточку веры: жива… ждет… Из тех сорока трех – а они себя не щадили – он оставался один. И он дошел.
Только вот урса дошли раньше.
Джек говорил – ему повезло. Не пришлось мучиться мыслью, что ее увели в рабство, на позор, на издевательства. Тело ее, уже кишащее червями, но узнаваемое еще, Джек нашел на камнях под скалой, высившейся за пещерой. Точно он так и не узнал никогда… но был уверен – Магда прыгнула с обрыва сама…
…За двенадцать лет с тех пор Джек Путешественник нигде надолго не задерживался. Он бывал в Америке, добравшись туда по сухопутному «мосту» – там, где в нашем мире Берингов пролив. Три года – тут получилось исключение – ходил со скандинавами по морям-океанам, был в Австралии и на островах Южных морей… На побережье Вьетнама Джек попал в плен, урса бросили его в кишащую насекомыми яму, закрытую сверху решеткой. Друзья-скандинавы не бросили – отбили лихим налетом. Но до дому не добрались – зашли в дельту Нигера запастись водой, тут и навалились на них урса – уже на всех. Живых, попавших в плен, вместе с мертвыми, голых и связанных, зарыли в общую могилу и пировали на ней, объедаясь мясом тех, кого отобрали для съедения, поминали своих убитых, которых было по десятку за каждого белого.
Джек выбрался из страшного погребения. Выбрался, выжил и не ушел из тех мест, пока в округе дышал хоть один урса. Не всех он убил, нет – больше бежали в ужасе перед страшным белым призраком, поселившимся в джунглях. В конце той истории никто уже не осмеливался напасть на Джека даже когда он на виду у всей деревни резал на могиле своих товарищей горло схваченным урса – каждый вечер по несколько, не жалея ни самок, ни детенышей – у них есть и самки, и детеныши…
Через всю Северную Африку добрался Джек до Европы. И прошлым летом прибился к отряду, в котором в основном были немцы. Но под Новый год началась нелепая свалка с пришедшими с юго-запада французами, обозленные противники кромсали друг друга – лучше некуда. Тут их и зажали подошедшие урса. Враги объединились, но было уже поздно.
Джек уцелел, хотя был ранен. И с тех пор скитался по морозным лесам, ночуя у костров – никто, как назло, не встречался. Мальчишка был отличным лучником, но и охота вышла плохая. Он ослабел и тащился куда-то день за днем просто потому, что покорно лечь и умереть не мог. А сегодня наткнулся на небрежно устроенную ночевку и совсем уже был готов напасть на ночующих, убить их и забрать еду, если она у них есть.
Получилось иначе…
…Джек Путешественник умолк и вновь протянул руки к огню. Его лицо сделалось усталым и равнодушным.
Мы с Танюшкой молчали, завороженные рассказом, который оказался длинным. Не знаю, о чем думала она, – а я вдруг с ужасом, холодея изнутри, подумал: вот так и я лет через двадцать буду сидеть у чужого огня, рассказывая незнакомым и равнодушным в общем-то людям свою историю – одинокий… с железным комом внутри… И всех друзей – палаш да дага. И – рана вместо памяти…
Так оно и будет!
Ах, как много выпало снега.
Да как же когти рвать поутру.
Одиноким волком я бегал
И одиноким волком умру.
След саней пурга заметает.
Не достать их – слаб стал и стар,
Ах, кабы я общался со стаей,
Был бы хоть какой-то навар.
Я бы залетел на оглоблю —
Оттолкнуться легче с нее,
А потом за гриву ли, в лоб ли —
Что мое, волки@@, то мое.
Я в удачу сызмальства верил,
Мне удачи не занимать.
А я из всех на свете артерий
Сонную люблю обрывать.
Ты как дашь по ней правым нижним,
Дернешь влево – и нет проблем.
Стая мигом кровищу слижет
До залысины на земле.
И обнимет меня волчица
За детей, растуды в качель.
А это надо же так напиться
Родниковой воды в ручье.
Это надо же так объесться
Той коровы, в прошлом году.
А поливай, семья моя, лесом,
Без добычи я не уйду.
Люди пьют на радостях водку
И целуют ружья взасос.
И вот волчонок мой самый кроткий
Пулю взял, как мяса кусок.
На луну я выл, захлебнулся
Непроглоченной вязкой слюной
И от этой песни заснул сам,
Чтоб очнуться с новой женой,
Чтобы снова взять это тело,
Без которого мне не жить.