Ко мне подошел Вадим. Бастард у него был в крови до рукояти.
– Восьмерых взяли живыми, – сказал он и окровавленной боевой перчаткой – не крагой – провел по лицу. – Что с ними делать, князь?
– В костер, – ответил я, и серые глаза Вадима расширились. – Всех в костер, какой побольше. Что непонятно?
– Да, князь, – ответил Вадим.
И… поклонился мне.
* * *
Рассвет был прозрачным и холодным, как оставленное на морозе стекло. Мы все стояли за ручьем, над могилой, вырытой в мерзлой земле под отваленной гранитной плитой. Сталь постукивала о камень – Колька выбивал на граните короткие строчки прощания. Не пришли только Олег Фирсов (он просто не мог подняться) и сам Арнис (литовец лежал без сознания). Даже Север, опираясь на самодельный костыль и плечо Кристины, стоял вместе со всеми.
Ленка лежала на расчищенных от снега камнях, закрытых меховым плащом. Совершенно живая, только очень бледная… и еще ей не смогли закрыть глаза, и теперь на ресницах серебрился иней. Девчонки плакали все, даже Кристина, даже Наташка Мигачева, не пикнувшая, когда ей зашивали бок. И плечо Танюшки вздрагивало под моей рукой. Да и некоторые мальчишки плакали тоже…
А у меня не было слез.
– Все, закончил, – Колька встал на ноги, отряхивая колени от снега и каменной крошки. Я подошел к нему. На алом граните белели штрихи надписи:
Елена Рудь
12.05.73 г. – 16.02.88 г.
Мы помним
– Что ж, это все, – хрипло сказал я, расстегивая кобуру нагана. У меня оставался последний патрон… – Хороните.
Санек со Сморчом подошли к Ленке с одной, Вадим и Андрей – с другой стороны, взялись за углы плаща.
– Подождите! Не зарывайте! – послышался болезненный, хриплый крик. Мы обернулись разом, а потом так же разом бросились навстречу Арнису – он еле шел от пещеры, шатаясь, и, буквально рухнув нам на руки, прошептал: – Дайте… последний раз… – и потерял сознание.
Плащ подняли. Ленка поплыла над заснеженной землей. А потом свободные концы плаща закрыли ее, и остался только длинный сверток в мерзлой яме…
– Кто хочет что-нибудь сказать? – скрежещуще спросил я. Мне ответом было молчание, только Валька Северцева, шагнув вперед, сдернула с пальца и бросила на плащ свое простенькое колечко со стразами и сказала мне:
– Все, наверное…
– Да, все. – Я поднял револьвер. – Зарывайте.
Короткий выстрел расколол морозное утро пополам.
…Свой наган я спрятал в нише под нашим, мальчишеским настилом для спанья, замазав камни глиной.
А аркебузу Ленки взяла Ирка Сухоручкина.
Рассказ восьмой
Рыцари без сапог
И как в войну, мы продолжали
В жизнь играть…
О. Митяев
Снег ли, метель вьюжит,
Дай мне тепла в стужу,
Дай быть тебе нужным
Каждый час.
Дай мне глоток света,
Дай мне чуть-чуть лета,
Чтоб луч летал где-то
Возле нас.
Дай мне чуть-чуть воли,
Тяжкой не дай доли,
Дай совладать с болью,
Будь нежна.
И в грозовых бликах
Слышать не дай крика,
Знай, ты мне как никогда нужна!
Чтобы сути трудный путь мой
полон стал,
Чтоб июль настал
в январе,
Засверкает в нем
твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне
сгореть.
Дай уходить твердо,
Дай быть всегда гордым,
Чтоб в тишине мертвой
Не упасть.
Дай мне мое право
Быть до конца правым
И самого себя
Не украсть.
Дай обрести веру
В то, что приду первым,
Рыси не дай мерной,
Шпоры дай.
Бросить в лицо спеси
Главную дай песню
И в поднебесье ее сыграй.
Чтобы сути трудный путь мой
полон стал,
Чтоб июль настал
в январе,
Засверкает в нем
твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне
сгореть…
А. Розенбаум
В горах в этот день еще лежал снег, но ниже по склонам уже грохотали ручьи, подрывая и скатывая в реки валуны, неся песок, глину и гальку. И ветер был теплым, совсем весенним.
Княгиня Юлия пришла с охраной из двух человек почти в последний момент – я задержался у могилы Ленки Рудь в роще за пещерой. Охрана осталась ниже по склону, а Юля подошла ко мне, по колено проваливаясь в рыхлый снег.
– Уходите? – спросила она.
Я кивнул:
– Сергей пришел неделю назад. Он разведал путь и осмотрелся там… Но, может быть, мы когда-нибудь вернемся. Мир, в конце концов, круглый.
– Тут вы всегда желанные гости, – вежливо ответила Юлия. Но потом взяла меня за локоть тонкими сильными пальцами и заглянула прямо в глаза. – Я знаю таких, как ты, – тихо сказала она. – Ни я, ни Борислав, никто из наших не говорили никому из вас… У меня был брат-близнец, Йожо. Когда мы обосновывались тут пять лет назад, он не остался с нами. Он и еще несколько человек… Они ушли на юг. А три года назад нам сообщили, что урса уничтожили отряд Йожо на Крите, у него уже был большой отряд… Мне было бы легче узнать, что он убит. Но его взяли в плен и сделали рабом, Олег… Да, иногда бывает и так, – кивнула она в ответ на мой недоуменный взгляд. – Ты ведь идешь примерно в те места… – Юлия вновь, как тогда, при первой нашей встрече, беззащитным жестом прильнула щекой к вороту плаща. – Если вдруг случится так, что ты… я была бы благодарна за любую весть.
– Да, княгиня, – кивнул я. И вновь – тоже как тогда, только не становясь на колено, – поднес ее руку к своим губам. – Я ничего не обещаю, но я сделаю все, что могу. А сейчас мне пора идти.
Я не оглянулся, уходя. Здесь надо было прочно отвыкать оглядываться…
…Танюшка ждала меня там, где начинался спуск к морю. Стояла, прислонившись к белому стволу березы, в котором уже, наверное, начинали закипать соки, и издалека смотрела на меня. И этого взгляда было вполне достаточно, чтобы разом стереть все заботы и неприятности – как мокрой тряпкой с доски.
– Пойдем? – кивнула она мне, и рукоять корды качнулась над плечом, на котором лежал край мехового капюшона.
– Пойдем, – кивнул я в ту сторону, где наш уходящий во главе с Сергеем отряд превратился уже в цепочку темных силуэтов. Мы начали спускаться вниз. – Весна наступает, и мы пойдем навстречу ей – уже хорошо, а?
* * *
Дунай вскрылся где-то за день до нашего прихода. Присутствие Танюшки удержало меня от матерных ругательств, но Сергей не был столь щепетилен и вызверился на Саню:
