Но едва я это подумал, как во второй фигуре – пониже и похрупче – я узнал Бэна.
Так. Я напрягся. Это что – заговор в лучших традициях французского кино с Жаном Марэ – под покровом ночи, тайно, против законного короля? Ин-те-рес-но-о…
Все оказалось намного интереснее, чем я мог предположить. Вернее – такого я вообще не мог предположить. Ни представить, ни вообразить. Ну – никак.
Я по-прежнему не слышал, о чем они там говорят, несмотря на то, что голоса по воде доносятся хорошо, – уж очень тихо велся разговор. Зато видно было здорово – они остановились как раз напротив меня, нас разделяли метров пять: глубина от «моего» берега и отмель на том берегу.
Саня потрепал Бэна по волосам, поерошил их. А потом…
…Я до сих пор не могу найти слов, чтобы описать свои последующие мысли. Физическое состояние описать было проще. Мне показалось, что меня сунули головой в печку. В ушах зазвенело, рот наполнился привкусом крови, ноги и руки стали ватными. На то, что видели мои глаза, у моего мозга просто не хватало возможностей осознания. Мне легче было привыкнуть к постоянным убийствам, чем уяснить для себя происходящее. Я не мог сдвинуться с места, во мне все уголки разума заняла смесь ужаса с гадливым любопытством и отрывочными, коротенькими какими-то мыслями на тему: «Что делать?!» А потом всплыла еще одна, но потрясающая в своей простоте мысль: «А завтра?!» Нет, в самом деле – завтра-то мне как быть?! Мне же надо будет с ними общаться, разговаривать, дотрагиваться до них…
Что же делать?!
До прибытия сюда я вообще ничего не знал о «таких» отношениях – кроме научного названия «гомосексуализм» и отрывочных сведений из книжек. Да и это мне казалось чем-то инопланетянским и вообще не существующим в сегодняшней реальности – вроде работорговли или людоедства. Тут я впервые увидел нечто подобное, когда мы вошли прошлым летом в сожженное урса поселение. Но и это воспринималось просто как некая часть демонического облика врагов, еще одно подтверждение их нечеловеческой сущности – ну, вроде их масок, людоедства, похожей на звериный лай и вой речи… Но тут-то ничего подобного просто не было! А было… было что-то…
Я видел, как Бэн, ласкаясь к Сане, со смехом переговорил с ним и ушел по берегу, перекинув через руку штаны и что-то насвистывая. Санек, одевшись, посидел на коряге, глядя ему вслед, потом бросился в воду, в два взмаха пересек ручей и выбрался на берег почти напротив меня.
Наверное, он прошел бы мимо, но я его не пропустил. Меня подбросило с земли, как пружиной. Саня отшатнулся. Я вцепился ему в плечи, протащил перед собой вяло сопротивляющегося парня на два с лишним года старше меня – и впечатал его спиной в толстый ствол олеандра.
В первые несколько секунд Саня, ошеломленный нападением и тем, что не понимал, кто именно на него напал, не сопротивлялся (а я какой-то частью мозга, оставшейся холодной, отметил, что его легко могли бы убить). Но, увидев меня, выдохнул: «Ты?! Подглядывал?!» – и рванулся.
Черта с два. Да, он был старше, но даже на «нашей» Земле в последние год-полтора мы сравнялись в силах. Сейчас же мною двигала еще и ярость. Я позволил ему податься вперед, на меня, и, вдобавок дернув в том же направлении, обратным движением снова впечатал Саню в то же дерево – причем так, что он обмяк по-настоящему и, мотая головой, лишь испуганно смотрел на меня.
– Убью! – выплюнул-выдохнул я, несколько раз тряхнув его. – Ты что делаешь, идиот, скотина?!
– Пусти. – Саня опомнился. Он не делал больше попыток вырваться, но смотрел спокойно. – Пусти, ключицы сломаешь. Больно.
Он не врал. Помедлив, я опустил руки, но корпусом продолжал закрывать Сане путь для ухода. Злость у меня внезапно почти прошла, и, кажется, Саня это понял.
– Вот так вот, – тихо сказал он, по-прежнему не двигаясь. – Думаю, после того, что было у вас с Танюшкой, ты меня поймешь…
Я ударил его. Хуком справа. Саню мотнуло вокруг древесного ствола, он сполз наземь, закрывая лицо локтем, – и остался лежать неподвижно.
Я перешагнул через него и пошел прочь от берега…
…Франсуа сидел недалеко от спящей Танюшки, держа на высоко поднятом колене клинок своей сабли. Он обернулся на мои шаги и молча смотрел, как я, подойдя, встал рядом.
– Не спится, – то ли спросил меня, то ли о себе сказал, то ли все вместе Франсуа. – Послушай, ты не был в Карелии? Там и правда так красиво, как говорят?
– Не знаю, – рассеянно ответил я. – Мне там не приходилось бывать.
– Ясно… Ладно, как-нибудь потом побываю. – Он встал, несколько раз, заложив одну руку за спину, рассек воздух поющим сабельным клинком. – Я пойду с тобой на Пирелли. И еще кое-кого позову по пути. Ты хорошо сказал о нас, французах. Может быть, мы и не такие рыцари, как принято о нас думать. Но мы хотим быть такими. Хотим, а это уже немало…
* * *
Я фехтовал с Андрюшкой Альхимовичем и Олегом Фирсовым – они просили еще раз показать кое-какие защиты. Временами мне казалось, что вчерашняя ночь мне почудилась – и Саня, и Бэн вели себя совершенно как обычно. Так бывает: что-то очень страшное кажется нам нереальным…
Отряд Франсуа собрался тоже. У них наверху, в хижине, кто-то наигрывал на самодельной свирели простенький, но красивый мотив из нескольких повторяющихся нот. Солнце пекло беспощадно – потоки света, казалось, выливаются с неба ручьями расплавленного металла. Я машинально обратил внимание на то, что ровный южный загар начинает уже ложиться на тела ребят и девчонок. И Танюшка тоже была загорелая, тоненькая в поясе и смеющаяся – она вместе с Ленкой Чередниченко и Валькой Северцевой о чем-то разговаривала с двумя девчонками из компании Франсуа. Слышалась непередаваемая трескотня на чудовищной смеси из нескольких языков. Вот Танюшка показала корду, несколько раз ловко крутнула ее в руке… Надо же, то ли об оружии заговорили…
Андрей «проколол» мою защиту и шлепнул кончиком валлонки по плечу. И даже сам удивился, судя по выражению его лица.
– Ты что-то не в форме, – заметил он, проводя ладонью по мокрому от пота лицу.
– Вроде того, – кивнул я, отходя в сторону. Клинки продолжали звенеть. Арнис боксировал со Сморчем, Колька показывал какие-то приемы.
Я должен был поговорить. Поговорить немедленно… с кем? Я рассеянно осмотрелся кругом – и увидел Вадима, который поднялся на склон холма снизу. Он нес на плечах тушку косули, а шагавшая следом Наташка тащила в каждой руке по кабаненку.
Я подождал, пока Вадим, свалив добычу, двинется обратно – к ручью, мыться. Наташка за ним, к счастью, не пошла. А вот я – пошел. В конце концов, Вадим был не только моим другом, но еще и лучшим другом Сани, и познакомились они друг с другом на год почти раньше, чем со мной.
Вадим отмывался у ручья. Заметив меня, он весело сказал:
– Хорошая косулька! Я тут еще в болоте таких зараз видел – вроде длинномордых бегемотов с клыками…
– Платибелодоны, – вспомнил я иллюстрацию в «Палеонтологии в картинках». – Честное слово, чертовщина тут творится необъяснимая. Их просто не может быть всех вместе – водяных слонов и косуль, например… Ты знаешь, что Саня гомосексуалист?
