Я рывком затянул пояс и обернулся. Кристо тоже уже был одет и сейчас перетягивал кудри найденной повязкой. На поясе у него висели длинный охотничий нож и простой неширокий меч, к голенищам таких же, как у меня, сапог были притянуты ремешками фехтовальные парные кинжалы.
– Вот, – сказал он, притопнув ногой.
– Орел, – без насмешки ответил я. – Давай-ка зимнюю одежду посмотрим. Снаряжаться – так по полной программе…
…«Зимку» мы тоже нашли быстро, она лежала на тех же скамейках – на несколько вкусов и размеров. Мы молча упаковывали ее в вещмешки, по временам на всякий случай прислушиваясь.
Тихо было в доме. Тихо в городе.
Наконец все было упаковано. Я посмотрел на Кристо. Он – на меня.
Не знаю, как он, а я понял – мы просто боимся выйти из дома-тюрьмы навстречу неизвестности.
Я лязгнул палашом в ножнах. И этот знакомый звук окончательно стер последние остатки опаски.
– Пошли, – не сказал – скомандовал я.
Не вдоль по речке, не по лесам —
Вдали от родных огней —
Ты выбрал эту дорогу сам,
Тебе и идти по ней.
Лежит дорога – твой рай и ад,
Исток твой и твой исход.
И должен ты повернуть назад
Или идти вперед.
Твоя дорога и коротка,
И жизни длинней она,
Но вот не слишком ли высока
Ошибки любой цена.
И ты уже отказаться рад
От тяжких своих забот.
Но, если ты повернешь назад,
Кто же пойдет вперед?
Хватаешь небо горячим ртом —
Ступени вперед круты, —
Другие это пройдут потом,
И все же сначала – ты.
Так каждый шаг перемерь стократ
И снова проверь расчет.
Ведь если ты не придешь назад,
Кто же пойдет вперед?..
Б. Вахнюк
На улице вовсю светила луна. Пыль под ногами казалась алюминиевой, было жарко, то ли с отвычки в коже, то ли на самом деле. И – пусто. В обе стороны тянулись заборы с калитками, один в один похожие на тот, за которым я просидел три месяца.
– Куда пойдем? – спросил Кристо. Я начисто не знал, что ответить, но виду подавать было нельзя. Впрочем, по-моему, грек и не надеялся выбраться, а просто хотел погибнуть свободным.
А я внезапно вспомнил тот периодический «самолетный» звук. И что-то такое забрезжило впереди, словно слабенький огонек карманного фонарика в чаще леса.
– Кристо, – медленно сказал я, – ты все-таки был свободней меня… Помнишь такой гул? Ну, как будто…
– Как будто самолет на полосу выруливает? – быстро спросил Кристо. – Каждые три часа с шести утра до шести вечера? Да, помню, конечно.
– Ты можешь определить, откуда он слышался? – Кристо кивнул. – Пошли туда…
Город Света был запутанным лабиринтом чистых и безлюдных улиц. Бесшумными они не были – мы часто слышали шум гулянок и музыку из-за заборов, но в целом это было даже странно: вот так гулять в Оплоте Мирового Зла…
Кристо вел меня довольно уверенно, но часто останавливался, нервно оглядываясь и прищелкивая пальцами. Я не торопил его, хотя уходило время, и пытался сам в себе разобраться: откуда эта надежда? На что она вообще?
Делать в сложных ситуациях полезней всего то, что первым делом приходит в голову. Это и было единственным оправданием.
– Кто-то впереди, – сказал Кристо, прижимаясь к стене. В руках у него оказались кинжалы. Я выругал себя (задумался, кретин!) и влип в стену рядом с ним.
В самом деле. Такая же залитая луной фигура, как и все вокруг, двигалась нам навстречу. Странно двигалась – не шла, а брела, жутковато и вяло. Но именно по этой жутковатой вялости я узнал Дурака. Виденного единственный раз – запомненного навечно.
Сведенный с ума мальчишка двигался нам навстречу, временами присаживаясь, и, что-то бормоча, начинал пересыпать в ладонях пыль. Кристо подался ко мне, и я, положив ладонь ему на плечо, отодвинул грека в сторону, а сам вышел на середину улицы.
Дурак скользнул по мне равнодушным, внутренним взглядом и остался стоять, словно я был непреодолимым препятствием – чуть покачиваясь и тихонько гудя. Я почувствовал, как на коже по всему телу волоски встают дыбом. От ужаса. Жалости, если честно, я не испытывал, только ужас перед мыслью о том, что это существо было когда-то бойцом – и, видимо, отважным бойцом! – человеком с надеждами, увлечениями, любовью…
– Подожди, – тихо сказал я, правой рукой доставая дагу. Левую руку я положил на лоб Дураку, откинув спутанные волосы и чуть отклонив голову назад. – Сейчас все кончится.
Не знаю. Лично я был бы благодарен любому, кто вырвал бы меня из такого существования. Не жизни, нет… Не смерть страшна, а унижение…
Дага вошла в солнечное сплетение Дурака до упора.
На миг он согнулся. Тихо кашлянул и поднял на меня неожиданно очистившиеся глаза. Больше не кусочки туманного стекла, а человеческие глаза, в которых были боль и… благодарность.
– Меня зовут Клаус, – выдохнул он по-немецки. – Спасибо…
* * *
Кристо ориентировался в этом городе намного лучше меня. Удивительно, но он в самом деле вывел нас туда, откуда доносился звук. И я сразу понял, что звук этот мог доноситься отсюда, и только отсюда. Ниоткуда больше.
Здание, стоявшее в центре небольшой площади, было тут не более уместно, чем космический корабль в первобытном племени. Большое колесо – глухое, без окон, – вызвавшее у меня в уме слово «синхрофазотрон», было увенчано четырьмя решетчатыми башнями. В вышине между ними сиреневым светом переливался электрический крест.
Странно, что это здание мы увидели только сейчас. Уж башни-то должны были торчать на виду в любой части города…
– Электричество, – выдохнул Кристо. – Господи святый благой всемогущий! Это электростанция! Вот оно откуда!
– Не думаю, – покачал я головой. – Точнее – это не только станция… Пойдем, Кристо.
– Что ты задумал? – впервые поинтересовался он.
– Пока не знаю, – отрезал я. – Пошли…
Дверь – точнее, большие ворота с дверью в них – нашлась, когда мы слегка обогнули здание. Выйди мы из другой улицы – уперлись бы точнехонько в них.
Дверь оказалась открыта, и, если вдуматься, ничего странного в этом не было. Во всем городе никто не мог сюда проникнуть с враждебными целями.
Кроме нас.
Сразу за дверью начинался коридор, плавным изгибом уходивший влево и вправо. Его освещало странное сияние, и мне понадобилось усилие, чтобы понять: светятся электрические лампочки. Самые обычные, в прозрачных плафонах, вмонтированные в потолок через каждые десять шагов.
– Я же говорил, что это электростанция, – выдохнул Кристо, но я его уже не слушал. Я внимательно разглядывал пол коридора и мог поклясться, что он поднимается. Плавно, но явственно.