Плохо дело. Откинув одеяло, я сел, подтянул ворот куртки. Нашарив одним движением дагу, сунул ее за стяжку штанов и встал.
– Ты куда? – тихо спросила Танюшка.
– Часовых посмотрю, спи, – также еле слышно выдохнул я. Танюшка, кстати, и не просыпалась. Это так был, контрольный вопрос.
Я подошел к углям, постоял возле них, полузакрыв глаза и прислушиваясь. Потом двинулся в сторону часовых.
Яна я не нашел и на несколько секунд впал в обалдение, но меня стукнуло по голове веточкой, и, вскинувшись, я обнаружил, что поляк этаким невозмутимым древесным грибом-наростом устроился на широченной ветви точно надо мной.
– Ну и?.. – прошипел я.
Поляк ответил:
– Вшистко тыхо естем.
– Можешь не переводить, – отрезал я и свернул в сторону, давая кругаля в те места, где должен был находиться второй часовой.
Бесшумно ступая, я подумал, что там давно пропорол бы себе босую ногу. А тут не то что пропороть – я сучки и ветки словно бы заранее чувствую… Так, а чем это у нас Видов занимается?
Я остановился, чувствуя себя, с одной стороны, полным идиотом, а с другой – злясь на серба, который вроде бы не новичок, а вот нате… К нему, оказывается, присоединилась Линде, и она сейчас стояла на четвереньках совершенно голая, ну а остальное… мда. Я довольно нахально отметил, что датчанка в таком ракурсе очень красива, тем более что ей, судя по всему, как раз «подкатило», и она подгоняла Видова слившимся в одно слово «йейейейейейей!» – сиречь просто «давайдавайдавайдавай!».
Вообще-то надо было уйти. Но я рассердился и собирался врезать Видову как следует, а для этого следовало дождаться окончания. У меня была мысль как следует гаркнуть, но вспомнилось, что Джек рассказывал, как однажды в самый патетический момент парочку вот так напугали, и их самым натуральным образом заклинило. И смех и грех – пришлось их отливать теплой водой…
Я уставился на темное кружево крон и постарался отключиться. Кажется, получилось – мимо меня проскользнула на ходу застегивающая куртку Линде с довольнейшей физиономией сытой кошки. На ходу она повернулась, звучно чмокнула воздух и пропала в кустах.
Я появился перед Видовом, когда серб натягивал штаны лениво-замедленными движениями. Он так и застыл – на одной ноге, другая просунута в штанину.
– Добрая ночь, часовой, – нейтральным тоном сказал я. – Звезды-то какие, а?
– Видел? – быстро спросил он.
– Видел, но не подглядывал, – отрезал я. Серб тихо, угрожающе засопел, но я не дал ему начать шуметь. – Слушай, друже и браче. Я ничего против твоих развлечений не имею. Мы с Танькой тоже валяемся под кустами и не делаем из этого особой тайны. Но только не когда я стою часовым. Ты же не новичок, в конце-то концов! Ну что я тебе прописные истины-то растолковываю?! – с досадой сказал я.
Видов влез в штаны окончательно. Глядя в сторону, отрывисто проговорил оправдывающимся голосом:
– Пришла. Сперва говорили. Потом… – Он махнул рукой. – Ну поставь меня еще на два часа, мои скоро кончаются…
– Угу, – проворчал я, – тебе теперь только еще как раз два часа стоять… Иди-ка ты спать. А я заступлю на твой остаток. Сколько там тебе? – Я вгляделся в циферблат часов. – Минут двадцать. Давай, иди.
– Нет уж, – почти испуганно ответил серб, – я сам, ты что?
– Сам так сам, – не стал я возражать, ощупью присаживаясь на поваленное дерево. Видов оделся, отступил в тень и стал невидим и неслышим.
Не знаю, почему я не вернулся на свое место спать. Вроде бы ничего не мешало. Вместо этого я сидел, смотрел в ночную темноту, слушал звуки… Пришел, сменив серба, Андрей, даже, кажется, меня не заметив…
Ощущение полета пришло мгновенно и нестрашно. Наверное, я подсознательно ожидал чего-то такого. Вот только что сидел на поваленном дереве – и вдруг лечу над ночным лесом на какой-то невероятной высоте и со столь же невероятной скоростью. Какие-то огни мелькали внизу – редкие, но много, и я внезапно понял, что вижу континент не просто с высоты, а откуда-то чуть ли не из космоса! Здесь везде была ночь, только эти огоньки, огоньки… Стоянки, понял я, жалея, что с самого начала не догадался начать считать. Много… Вон там – целая россыпь… Все наши? Нет, наверняка есть и стоянки урса, и тех «наших», которые уже никому не наши… А это что?! От резкого снижения замутило, желудок прыгнул вверх, к горлу…
…Я пришел в себя от ощущения падения и вцепился обеими руками в дерево, широко распахнув глаза.
– Олег?! – Андрей не удержал вскрика. – Откуда ты, я тебя и не заметил…
– Я тут задремал, – с трудом сказал я, поднимаясь. Ноги дрожали, противно, мелко. – Часовых обходил и задремал. Пойду спать. Счастливо отдежурить…
…Вытерев босые ноги о траву, я тяжело свалился под одеяло. Что же такое я видел? Я попытался заставить себя успокоиться, чтобы поговорить с Арагорном, оказаться в беседке над лесным морем, но вместо этого, словно в сырую черную яму, свалился в глухой сон без сновидений и открыл глаза, когда вокруг плавал утренний туман, было сыро и прохладно, а между деревьев за этим туманом просвечивало бледное солнце. На ногах были, как обычно, Ленка, а с ней – моя Танюшка и Ленка Сергея. Они, тихо переговариваясь, готовили завтрак. За деревьями маячил Йенс, второго часового не было видно. Голова у меня тяжело гудела и болела, как в тот раз, в мое единственное похмелье. А главное – давило ощущение, что я так и не вспомнил очень важную вещь.
Сейчас бы с Джеком поговорить… Сергей не врубится… Подойти к Йенсу? Но я тут же оборвал себя. Я их командир и князь, нечего забивать им головы тем, с чем я должен разобраться сам.
Я решительно отбросил одеяло и объявил, потянувшись за сапогами:
– Я встал.
– Какая радость, – равнодушно ответила Ленка Власенкова. – Завтрак не готов, учти.
Я молча отправился к ручью. Метрах в десяти от меня выше по течению пил волк, смеривший меня равнодушным взглядом.
– Слюней напустишь – убью, – предупредил я, отламывая веточку с ольхи, росшей у воды. Волк презрительно повернулся ко мне толстым, как хорошее полено, хвостом и бесшумно исчез в кустах.
Я задумчиво чистил зубы, улыбался. Полоскал рот, надеясь, что голова пройдет сама. Черта с два. Голова болела, и я обрадовался, когда, вернувшись, увидел, что Ингрид уже на ногах. Я движением бровей отозвал ее в сторону.
– Ты решил наконец признаться мне в любви? – не без юмора поинтересовалась она, отходя следом.
– Увы, – развел я руками. – Ин, у меня голова болит. У тебя ничего нету?
– Спал плохо? – уточнила она.
– Да так… Да, плохо, – честно признался я.
– Я сейчас компресс с полынью сделаю, – пообещала она. – Иди, сядь где-нибудь.
– Ой, компресс… – я скривился. – Буду ходить, как невесть кто… Больше ничего нету?
