– Каждый волен решать, где ему оставаться и с кем идти, герцогиня, – ответил я спокойно. Сандра на миг запнулась, словно не решаясь что-то сказать, но потом выпалила:
– Оставайтесь все! Чем плохо?!
– Да ничем, – пожал я плечами. – Просто не для нас. Меня лично ждет Пацифида, а остальные просто идут со мной, потому что этого хотят… – И добавил:
– Теперь все это странно,
Звучит все это глупо,
В семидесяти странах
Зарыты наши трупы… —
И это тоже романтика, Сандра.
И я подошел ближе к костру, возле которого сидела Танюшка. Она посмотрела на меня снизу вверх и тихо спросила:
– Проветрился?
– Да, Тань. Я сяду? – Она хлопнула рядом, и я опустился на расстеленный плащ. – Тань, – я толкнул ее локтем, – ты не обиделась?
– Эх ты, – вздохнула она и погладила раненое плечо. – Опять тебя зацепили…
– И еще руку под локтем, – вздохнул я. – И еще сердце, Тань. Сразу несколько ударов, и так точно…
– Ты про Джека? Он мне сказал. Жаль, что он ушел…
– Не только из-за Джека. Про Вадима знаешь? – Танюшка кивнула. – А больше всего, Тань, знаешь – из-за Арниса.
Она помолчала. Потом коснулась губами моего уха и шепнула:
– Если бы ты этого не сказал, мне было бы тяжело с тобой… дальше. – И, пока я переваривал ее слова, она добавила: – Но вообще-то, знаешь, Олег… все справедливо. Каждый сам выбирает, как будет жить. И умирать. Только сам.
– А где Сергей и Ленка? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать.
– Они давно ушли, – пожала плечами Танюшка. – Ленка его увела… Хочешь, – Танюшка улыбнулась углом рта, – и мы пойдем?
– Куда? – резко затормозил я.
– Ты меня трахнешь, – пояснила Танюшка. – Именно трахнешь, говорят, это помогает от переживаний… Я потерплю. Помнишь, как ты это сделал тогда, в Англии?
– Тебе что, тогда не понравилось? – осведомился я.
– Понравилось, – призналась Танюшка. – Только вообще-то ты мне не из-за этого нравишься…
– А что, разве бывает, что нравятся только за это? – удивился я.
Танюшка удивилась тоже:
– Да, и нередко… А, конечно! Это… – Она засмеялась. – В общем, это девчоночьи разговоры. Мальчишки же за глаза обсуждают девчонок? Обсуждают-обсуждают, не отворачивайся… Ну, и мы тоже парней обсуждаем. Многие как раз на это и упирают – какой ее парень секс-гигант… Олег, да ты смущаешься?! – Она весело удивилась. – Правда смущаешься, вот это да!
– Я не говорю за глаза о девчонках, – сердито отозвался я. – И не думаю, что я секс-гигант.
– Ты такой, как надо. Особенный, – серьезно ответила она. – Самый лучший… А вот я у тебя, – она вздохнула, то ли в шутку, то ли всерьез, – средненькая вся…
– Ты – средненькая? – усмехнулся я. – Ну-ну…
– Конечно, средненькая, – упорствовала Татьяна. – У Ингрид грудь красивей, и у Ленки Чередниченко, кстати, тоже… У Клео талия тоньше, а бедра шире… И у Радицы, и у Лидки ноги длиннее…
Она упоенно перечисляла свои недостатки, пока я не прервал ее:
– Ничего подобного. И ноги, и грудь, и талия у других девчонок хуже…
– А ты их разглядывал?! – возмутилась Танька. – Ах ты, порочный мальчишка! – и вдруг добавила: – А самое страшное, Олег, это то, что мы все равно умрем.
– Жанна из тех королев,
Что любят роскошь и ночь… —
пел неподалеку Игорь.
– Да, – отозвался я. – Мы вернемся в Европу через пару лет, я соберу всех, кого смогу собрать, и пойду на Город Света.
– Я с тобой, – спокойно ответила Танюшка. И я кивнул в ответ…
– У королевы нет сил.
Трудно пойти вновь на риск.
И она разбивает часы,
Чтобы продлить себе жизнь —
Жить!!! Ведь пока,
Как богиню, на руках
Носят Жанну,
Жанну…
– Пошли к остальным, – попросила Танюшка, и мы вышли к огням. Олег Крыгин (у него левая рука была на перевязи) увидел меня первым и оживленно зашумел, остальные подхватили, и Раде – неожиданно для меня – перекрыл остальных:
– Спой, Олег! Спой, князь!
Я отмахнулся, смеясь, но шум нарастал (в том числе, орали и совершенно мне незнакомые люди), и я, отчаявшись отмахаться, знаком попросил у Игоря его инструмент, который он мне ловко перекинул. Настраивая его, я не столько пытался добиться хорошего звучания – уж Игорь-то знал, как отрегулировать свою бандуру, лучше моего! – сколько соображал, что же спеть.
– Ладно, сейчас! – рявкнул я, выпуская из-под пальцев перебор. – Тихо!..
По рыбам, по звездам носит шаланду —
Три грека в Одессу везут контрабанду…
Я всегда любил эти стихи Багрицкого, хотя, если честно, не все в них понимал. Не знаю: нынешние слушатели («подзаборный Интернационал» по определению, которое когда-то дал Йенс), конечно, тоже не все понимали, но слушали очень внимательно, с молчаливым одобрением, и я разошелся:
– Так бей же по жилам, кидайся в края,
Бездомная молодость, ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться Вселенной навстречу
И петь, задыхаясь на страшном просторе:
«Ай, Черное море! Хорошее море!»
[13]
Мне захлопали, засвистели одобрительно. Я передал кому-то арфу (лиру) и, сев, получил поцелуй от Танюшки, которая мною явно гордилась. Правда, эту гордость она выразила со своим обычным своеобразием:
– Вот видишь, можно и осла научить петь.
– Спасибо, – краем губ ответил я, – милая моя ослица…
В ответ я получил точный и очень болезненный удар локтем в область почки, сопровождаемый милой улыбкой:
– Хватит или еще?
– Знаешь, по-моему, хватит, – пробормотал я, потирая бок, – больно как-то…
– Это хорошо, – так же мило сообщила она, – осленок мой дорогой.
А около костров кто-то – не понять было за пламенем – уже запел по-русски (но это был не наш) хорошо знакомое:
– Мы в такие шагали дали,
Что не очень-то и дойдешь,
Мы в засаде годами ждали,
Невзирая на снег и дождь,
Мы в воде ледяной не плачем
И в огне почти не горим —
Мы охотники за удачей,
Птицей цвета ультрамарин!
И больше половины присутствующих – в том числе и мы с Танькой – дружно подхватила:
– Мы – охотники за удачей,
Птицей цвета ультрамарин!
[14]
