– Давай, стреляй, – презрительно сказал Олег. – Только быстрей решай, герой зассанный, а то вон – удрать не успеешь! – и он мотнул головой в ту сторону, откуда доносилась канонада.
Сторк дернулся, и в его движении был настолько человеческий испуг, что мальчишки рассмеялись.
На этом терпение командира иссякло – он что-то коротко пролаял, и десантники набросились на мальчишек, скрутили им руки и потащили к челноку.
* * *
Нет, ну ее, эту войну, вдруг решил Джерд, глядя на прижатых к полу пленников. То, что они посмеялись над ним, испортило все ощущение от победы. Но даже тогда эрси не было бы так мерзко. Во всем, что он тут делал, было что-то… неправильное. Пусть дураки пытаются обрести Честь там, где ее нет и быть не может. С него – довольно. Если ему повезет вернуться на Сторкад, он уволится из Флота и станет, как отец, вольным рейдером. И пусть за его спиной шипят о предательстве и трусости. Пусть. Он, Джерд Кин кен ло Кин, знает, когда отойти в сторону и когда вернуться. В конце концов, последним смеется всегда тот, кто остается в живых.
* * *
Борька быстро устал бояться. Они летели, наверное, всего несколько минут, но мальчишка мечтал лишь об одном – чтобы полет побыстрее закончился. В конце концов, он – весьма неудобно! – лежал на заплеванном стальном полу, а какой-то десантник-сторк небрежно прижимал бронированным сапогом его загривок. Сердце Борьки – землянина и пионера – кипело от такого обращения, но поделать пока что он ничего не мог, разве что строить всевозможные планы отмщения. Витька, правда, произнес возмущенную речь, пытаясь доказать, что добровольное освобождение землян зачтется сторкам в срок исправительных работ. Увы, его никто уже не слушал. Приказ был отдан, ему дали по шее, прервав словоизвержение, а потом тоже засунули в этот вот трижды проклятый челнок.
Десантники болтали на каком-то совершенно незнакомом языке – должно быть, на сторкадском, – и Борька мог понять лишь интонации, полные не вполне приличного облегчения. Но голоса эти один за другим стихли, а полет тянулся минута за минутой. Челнок, очевидно, мчался на предельно малой высоте, скрываясь от земных радаров. Его немилосердно швыряло в воздушных ямах, стальной корпус грохотал, а через открытые люки внутрь то и дело врывалась клубами едкая пыль. Острые шипы на подошве сторка при каждом рывке впивались в спину – это было очень больно, но Борька был даже благодарен за это, иначе его ребра превратились бы в один сплошной синяк – трясло челнок немилосердно. К тому же его, придавленного, не бросало из стороны в стороны – по крайней мере, не слишком.
От постоянных рывков и грохота мальчишка впал в какой-то транс – он потерял ощущение времени, казалось, что все это тянется уже целую вечность. Когда челнок, наконец, завис, он не сразу осознал это. Двигатели взвыли громче, вновь несколько голосов сразу заговорили с неприличной радостью, потом челнок буквально провалился вниз. Его упруго поддало снизу, подбросило, вновь кинуло вниз, и Борька понял, что они, наконец, сели. Сторки, толкаясь, полезли к выходу, его грубо подняли и как куклу опустили на землю. Борьку обдала волна очень жаркого воздуха – во время этого, явно нештатного полета двигатели челнока раскалились едва ли не докрасна. Потом его повели, крепко придерживая за плечи. Но то, что он увидел, почти примирило его с пленом. Почти.
То, что в огромном базовом лагере Чужих царит настоящая паника, было видно даже малоискушенному в военном деле Борису. Именно паника, повальная и массовая. Около челноков дрались. На глазах у мальчишек сразу три, попытавшихся взлететь, столкнулись и рухнули всей массой на лагерь, расплескиваясь реками пламени. Брошенная техника вкривь и вкось забивала подъезды, валялись вперемешку оружие, раненые, продукты, контейнеры… Шум, гул, рев, вой на десятках языков стояли над ошалелыми толпами оккупантов. Гигантские массы Чужих метались туда-сюда совершенно без смысла – казалось, они готовы бежать от малейшего непонятного щума или просто резкого жеста.
Наспех сколоченная из солдат разных народов, плохо управляемая, громоздкая армада вторжения, громадное большинство бойцов которой привыкли лишь к «действиям подавления» против слабо развитых рас, потерпела от земной армии, ополченцев и туземцев сокрушительное поражение… Оказалось, что биться насмерть с оснащенным неплохой техникой, дружным и отчаянным противником, который к тому же хорошо обучен и защищает свой дом, – вовсе не то, что жечь и расстреливать полубеззащитных… До очень многих вражеских солдат эта простая, в общем-то, истина дошла лишь сейчас и оказалась откровением.
– Дали им наши, – сказал Борис и зло засмеялся. – Смотри, как шарахаются, гады!
Впрочем, на том участке, где находились мальчишки, был относительный порядок. Сторкадские десантники – в броне, выставив бластеры, вперемешку с боевыми машинами – огромным овалом окружали место своего базирования. Раненых у них было тоже очень и очень много, но их быстро грузили в челноки, и никто не пытался прорваться вперед по беспомощным телам, как это сплошь и рядом было видно вокруг. Между рядами лежащих на земле сторков (и только сторков, своих разноплеменных рабов они, очевидно, побросали на произвол судьбы) и челноками с бешеной скоростью метались невысокие мохнатые существа, чем-то похожие на сказочных гномов. Одетые в бирюзового цвета комбинезоны, четырехрукие, эти существа без малейших усилий попарно подхватывали сразу по двое носилок (удивительно земного вида) – одни на уровне пояса, вторые – во вскинутых вверх руках – и тащили их в челноки, стремительно семеня короткими кривыми ногами, толстыми и мохнатыми.
На пленных землян никто не обращал внимания – сейчас сторкам было не до них. Мальчишек посадили на ближайший свободный пятачок, под присмотр двух безликих, как истуканы, десантников, и тут же забыли о них.
– Уроды поганые, – пробормотал Витька, потирая пострадавшую шею. – Нет, вот же не повезло нам, а?
– Будь добр, пожалуйста, заткнись, – повернулся к лучшему другу Борька. – И без тебя тошно.
– Нет, ну, может, наши нас освободят? – не унимался Витька. – Десант выбросят или еще что…
– Ага, щазз, – зло отозвался Борька. – Бомбу на башку кинут, чтоб не трепался, – и привет.
И – как накаркал. С неба накатился нарастающий рев реактивных турбин. Мальчишки одновременно вздернули головы и повскакали.
«Кречетов» – «МиГ-штурм» – было не меньше ста, они занимали все небо, приближались и вот стали расходиться в стороны – влево-вправо – словно тянулась распяливающая бесчисленные пальцы огромная рука, – и одновременно помчались к земле, окутываясь белесыми вихрями пусков.
У Чужих, и без того явно деморализованных, начался буквально ад. Никакой ПВО в лагере не было, укрытий тоже – солдаты лезли под челноки, под технику, даже друг под друга, безжалостно затаптывая раненых. Сторкадские десантники немедленно открыли огонь – иначе не сдержать было обезумевшую толпу, – многие вокруг ответили им тем же, и эта бойня на краю могилы смотрелась до безумия дико. А потом ракеты долетели, наконец, до земли – и вокруг мальчишек встал частокол взрывов. В воздух летели куски земли, обломки, изуродованные тела, ударные волны сталкивались, словно перебрасывая их в каком-то безумном танце.
