Разноцветные стеклянные шарики катились по тротуару, за ними
бежали дети. «Пройдут месяцы, долгие, долгие месяцы, а я все буду целовать вас
с ненасытной жадностью. Пройдет столько месяцев, сколько дней в году, сколько
часов в году, сколько минут в году, а все не исчерпаются поцелуи, которыми я
хочу покрыть ваши руки, ваши волосы, ваши глаза, вашу шею…»
Ему повстречались три маленькие девочки. Они водили хоровод
и выводили песенку, вписывая поющий треугольник в танцующий круг. «Хлоя, я
хотел бы, чтобы ваши груди прижались к моей груди, чтобы мои ладони касались
вашего трепещущего тела, чтобы ваши руки обхватили мою шею, а ваша благоухающая
головка уткнулись мне в плечо, я хотел бы вдыхать ваш запах, ощущать вашу
кожу…»
Небо было голубым, ясным, мороз еще держался, но уже не
лютовал, как прежде. На четко очерченных черных деревьях тускнели концы веток —
там набухали зеленые почки.
«Когда вас нет рядом, я вижу вас в том платье с серебряными
пуговицами, но когда же это вы в нем были? Не в первую ли встречу? Нет, в день
нашего свидания оно облегало ваше тело под тяжелым и мягким пальто».
Он толкнул дверь и вошел в лавку.
— Мне нужны цветы для Хлои, — сказал он.
— Когда их доставить? — спросила цветочница. Она
была молодая, хрупкая, с красивыми руками. И очень любила цветы.
— Завтра утром. Ко мне домой также надо отправить
побольше цветов, чтобы вся наша комната была ими завалена, — лилиями,
белыми розами и гладиолусами и еще другими белыми цветами. Но главное, не
забудьте большой букет красных роз…
XVII
Братья Демарэ, близнецы, одевались, чтобы отправиться на
свадьбу. Их очень часто приглашали в качестве свадебных педералов, потому что
они выглядели на редкость представительно. Старшего звали Кориолан. У него были
черные вьющиеся волосы, белая нежная кожа, невинный взгляд, прямой нос и
голубые глаза, опушенные желтыми ресницами.
Младший по имени Пегас выглядел точно так же, с той лишь
разницей, что ресницы его были зелеными, и этого обычно оказывалось
достаточным, чтобы отличить их друг от друга. Они выбрали карьеру педиков по
необходимости и по склонности, но так как они хорошо зарабатывали, выступая в
качестве свадебных педералов, им уже почти не приходилось работать, и, увы, это
пагубное безделье толкало их время от времени в объятия порока. Вот накануне,
например, Кориолан побаловался с одной девицей, и теперь Пегас, стоя перед
трельяжем и натирая себе чресла спермацетовым кремом «В мужских объятиях»,
весьма сурово его отчитывал.
— Нет, ты скажи мне, в котором часу ты вчера пришел
домой? — допытывался Пегас.
— Не помню, — отмахнулся Кориолан. — Оставь
меня в покое, занимайся своим делом.
Кориолан выщипывал себе брови с помощью медицинского
пинцета.
— Ты ведешь себя непристойно! — сказал
Пегас. — Девочка! Если бы только твоя тетя это видела!..
— Подумаешь!.. А ты что, никогда этим не занимался?
Нет? — грозно наступал на него Кориолан.
— Скажи, когда? — с некоторой тревогой в голосе
спросил Пегас.
Он прекратил себя массировать и сделал несколько приседаний
перед зеркалом.
— Ладно, не будем уточнять, — сказал
Кориолан. — А то сквозь землю провалишься от стыда. Застегни-ка мне лучше
ширинку.
У них были брюки особого покроя, с ширинками сзади, которые
трудно застегнуть самому.
— А, вот видишь! — ухмыльнулся Пегас. — Тебе
нечего сказать!..
— Ну ладно, хватит! — повторил Кориолан. —
Чья свадьба сегодня?
— Колен женится на Хлое, — сказал брат с гримасой
отвращения.
— Чего это ты? — удивился Кориолан. — Парень,
что надо.
— Да, он-то парень, что надо, — подхватил Пегас,
не скрывая своего вожделения. — Но она!.. У нее такие круглые груди, что
просто невозможно вообразить ее мальчишкой!.. Кориолан покраснел.
— А мне она кажется красивой, — пробормотал
он. — И мне хочется дотронуться до ее груди… А тебе нет?..
Брат посмотрел на него с недоумением.
— Ну и сволочь же ты! — крикнул он в
сердцах. — Нет второго такого развратника!.. Кончится тем, что ты женишься
на женщине!..
XVIII
Надстоятель вышел из тризницы в сопровождении Пьяномаря и
Священка. У всех троих в руках были картонки с украшениями для храма.
— Когда придет грузовик с краскомазами, — сказал
он, обернувшись к Священку, — распорядитесь, Жозеф, чтобы заехал прямо в
алтарь.
Странное дело, но почти всех Священков на свете зовут
почему-то Жозефами.
— Будем красить в желтый? — спросил Жозеф.
— В лиловую полоску, — уточнил Пьяномарь по имени
Эмманюэль Жюдо, симпатичный верзила в парчовом облачении с золотой цепью,
сиянием своим напоминавшем северное.
— Да, — подтвердил Надстоятель, — ведь на
благословение прибудет сам Архиписк. Пошли, нам надо обрядить хоры.
— А сколько будет музыкантов? — спросил Священок.
— Семь на десять да три, — ответил Пьяномарь.
— И четырнадцать певунчиков, — с гордостью добавил
Надстоятель.
Священок аж свистнул: «Фью!»
— А венчаются только двое! — сказал он и
причмокнул с восхищением.
— Да, — сказал Надстоятель. — Вот что значит
быть богатым.
— Народу будет много? — спросил Пьяномарь.
— Очень много, — сказал Священок. — Я возьму
красную алебарду и красную трость с набалдашником.
— Нет, — сказал Надстоятель. — На этот случай
нужна желтая алебарда и лиловая трость, это будет изысканней.
Они остановились под хорами. Надстоятель отыскал в одном из
столпов, подпирающих свод, едва заметную дверцу и отворил ее. Они гуськом стали
подниматься по узкой винтовой лестнице. Сверху сочился слабый свет.
— Тяжело! — сказал Надстоятель.
Священок, подымавшийся последним, поддакнул ему. Пьяномарю,
который шел между ними, деться было некуда, ему пришлось согласиться.
— Еще два с половиной витка, — сказал Надстоятель.
Наконец они вышли на хоры, расположенные против алтаря на высоте ста метров над
церковным полом, который трудно было разглядеть сквозь туман: облака
беспрепятственно вплывали в храм и огромными хлопьями проносились по среднему
нефу.
