— Погода будет отличная, — сказал Пьяномарь,
принюхиваясь к облакам.
— Пахнет тимьяном.
— Немного отдает и лакрицей, — добавил Священок.
— Надеюсь, церемония удастся на славу, — сказал
Надстоятель.
Поставив картонки на пол, они принялись украшать стулья
музыкантов.
Священок разворачивал праздничные покрышки, сдувая с них
пыль, и передавал Пьяномарю и Надстоятелю.
Вздымавшиеся над их головами каменные столпы соединялись
где-то там, в едва различимой вышине. Матовый бело-кремовый известняк,
обласканный нежным сиянием дня, отражал ровный и мягкий свет. А под самой
кровлей густела бирюзовая синева.
— Надо надраить микрофоны, — сказал Надстоятель
Священку.
— Вот сейчас разверну последнюю покрышку и займусь
этим, — ответил Священок.
Он вынул из сумки красную суконку и принялся энергично
тереть подставку ближайшего микрофона. Всего их было четыре штуки,
расположенных в ряд перед стульями музыкантов. Микрофоны эти были подключены к
особому механизму для того, чтобы каждая мелодия включала соответствующий
колокольный звон. Внутри же храма звучала только музыка.
— Скорей, Жозеф, — сказал Пьяномарь, — мы с
Эмманюэлем уже все закончили.
— Подождите меня, — попросил Священок. —
Чуточку терпения! Мне осталось работы на пять минут, не больше.
Пьяномарь и Надстоятель прикрыли картонки крышками и
аккуратно составили их в угол хоров, чтобы по окончании церемонии снова все
убрать.
— Готово! — воскликнул Священок.
Они пристегнули лямки парашютов и грациозно прыгнули в
пустоту. Зашелестел шелк, распустились три пестрых цветка, и безо всяких
осложнений ноги всех троих одновременно коснулись отполированных плит каменного
пола.
XIX
— По-твоему, я красивая?
Хлоя смотрела на свое отражение в воде аквариума, дно
которого было посыпано серебряным песком. В нем резвилась красная рыбка, то и
дело выплывая на поверхность. На плече Хлои сидела серая мышка с черными усами,
потирала лапками мордочку и любовалась разноцветными бликами на воде.
Хлоя уже натянула чулки цвета своей золотистой кожи, легкие,
как дымок ладана, и надела белые лайковые туфли на высоком каблуке. Больше на
ней ничего не было, если не считать тяжелого браслета из синего золота, от
которого ее узкое запястье казалось, еще более хрупким.
— Ты находишь, что мне уже пора одеваться?
Мышка сбежала с ее округлого плеча, примостилась на груди и
взглянула на Хлою снизу вверх, как бы утвердительно отвечая на ее вопрос.
— Тогда мне придется спустить тебя на пол. Знаешь,
сегодня вечером ты вернешься к Колену, так что попрощайся со всеми здешними
мышами…
Хлоя посадила мышку на ковер, посмотрела в окно, приподняв
занавеску, и подошла к своей кровати, на которой были разложены ее белое
подвенечное платье, а также платья Ализы и Исиды, оба цвета воды.
— Вы готовы?
В ванной комнате Ализа причесывала Исиду. На них тоже были
только чулки и туфли.
— Что-то мы все не торопимся, — с нарочитой
строгостью произнесла Хлоя. — Уж не забыли ли вы, подруги, что у меня
сегодня свадьба?
— Еще целый час впереди, — ответила Ализа.
— Успеем, — сказала Исида. — Ты ведь уже
причесана.
Хлоя засмеялась, тряхнув локонами. В ванной комнате,
затуманенной паром, было жарко, и порозовевшая спина Ализы выглядела так
привлекательно, что Хлоя нежно провела по ней ладонями. Исида сидела перед
зеркалом, покорно доверив свою голову умелым рукам подруги.
— Ой, щекотно! — крикнула Ализа, засмеявшись.
Хлоя нарочно касалась тех мест, где щекотно, пробегая
пальцами по ее бокам до бедер. Теплая кожа Ализы чуть вздрагивала от ее
прикосновений.
— Из-за тебя Ализа испортит мою прическу, —
сказала Исида, которая, чтобы не терять времени, делала себе маникюр.
— До чего же вы обе красивые! — воскликнула
Хлоя. — Жаль, что вы не можете в таком виде пойти на свадьбу. Как бы мне
хотелось, чтобы на вас ничего не было, кроме чулок и туфель!
— Иди, младенец, одеваться, — сказала
Ализа. — А то опоздаем.
— Поцелуй меня, — сказала Хлоя. — Я так
счастлива.
Ализа вытолкнула ее из ванной. Хлоя присела на кровать и,
хотя она была одна в комнате, смеялась, глядя на кружева своего платья. Прежде
всего она надела целлофановый лифчик и трусики из белого сатина, в которых ее
изящные формы приобрели уже совсем фирменный вид.
XX
— Ну что, порядок? — спросил Колен.
— Нет еще, — ответил Шик.
Вот уже в четырнадцатый раз он пытался завязать галстук
Колену, но у него ничего не получалось.
— Может, наденешь перчатки? — предложил Колен.
— Зачем? — удивился Шик. — Думаешь, получится
лучше?
— Не знаю, просто пришла такая мысль, — ответил
Колен. — Но я не настаиваю…
— Как хорошо, что мы занялись этим делом загодя, —
сказал Шик.
— Конечно, но мы все равно опоздаем, если не справимся.
— Справимся, справимся.
Шик снова быстро проделал весь ряд строго определенных
движений и с силой потянул за концы галстука. Галстук с треском разорвался
посередке, и обе его половины беспомощно повисли в руках Шика.
— Уже третий по счету, — заметил Колен с
отсутствующим видом.
— Я знаю, — сказал Шик. — Ничего страшного.
Он сел на стул и, задумавшись, потер себе подбородок.
— Ума не приложу, в чем дело, — сказал он.
— Я тоже, — сказал Колен. — Но это
противоестественно.
— Да, — сказал Шик, — безусловно. Попробую
завязывать, не глядя.
Шик взял четвертый галстук и небрежно накинул его Колену на
шею, с подчеркнутым интересом следя в это время глазами за залетевшим в комнату
шмелем. Подсунув длинный конец под короткий, он сделал петлю, потом отвернул
этот конец направо, протащил снизу, но как раз в этот момент его взгляд, к
несчастью, ненароком упал на полузавязанный узел, который тут же затянулся, да
так туго, что крепко-накрепко прихватил его указательный палец. Шик застонал от
боли.
