— Не волнуйтесь, — сказал он, обернувшись к
Хлое. — Осталось совсем чуть-чуть. Скоро дорога изменится.
Хлоя посмотрела в правое окно и вздрогнула. Привалившись к
телеграфному столбу, чешуйчатая тварь провожала их пристальным взглядом.
— Гляди, Колен… Кто это?..
— Не знаю… По-моему… оно не злое…
— Это рабочий из бригады, обслуживающей телеграфную
линию, — сказал Николя через плечо. — Все они носят вот такие
противогрязевые комбинезоны.
— Это… жутко уродливо… — прошептала Хлоя. Колен
поцеловал ее.
— Не бойся, Хлоя, ведь он всего-навсего человек…
Грунт под колесами как будто уплотнился. Рыжеватый свет
забрезжил над горизонтом.
— А вот и солнце, — сказал Колен. — Погляди…
Николя покачал головой.
— Нет, это медные копи. Мы мимо них проедем. Мышь,
сидевшая рядом с Николя, навострила ушки.
— Да, — сказал Николя. — Скоро будет тепло.
Дорога повернула несколько раз. Жидкая грязь дымилась.
Машина пробивалась сквозь завесу белых испарений с сильным запахом меди.
Наконец грязь совсем затвердела и обнаружилось шоссе, пыльное и
растрескавшееся. Вдалеке перед ними, как над огромной раскаленной плитой,
дрожал воздух.
— Мне здесь не нравится, — сказала Хлоя. —
Может, объедем другой дорогой?
— Другой дороги нет, — сказал Колен. — Не
хочешь ли ты почитать Гуффе? Я взял его с собой.
Кроме этой книги они ничего не взяли из вещей, так как
рассчитывали покупать все необходимое в пути.
— Давай опустим цветные стекла? — предложил Колен.
— Давай. Теперь стало светлее.
Внезапно дорога еще раз повернула, и они оказались посреди
медных рудников, которые раскинулись ярусами по обе стороны шоссе. Бескрайняя
пересохшая равнина, покрытая зеленоватой медной рудой, уходила за горизонт.
Сотни рабочих в герметических комбинезонах возились вокруг огнедышащих горнов.
Другие складывали угольные брикеты, которые непрерывно подвозили
электровагонетки, в аккуратные пирамиды. Медь от жары плавилась и текла
красными ручьями, окаймленными бордюром из твердого, как камень, застывшего
ноздреватого шлака. Ручьи эти впадали в большие резервуары, откуда медь
выкачивали насосами и гнали по овальным трубам.
— Какая ужасная работа! — сказала Хлоя.
— Зато платят хорошо, — сказал Николя.
Несколько рабочих остановились, чтобы поглядеть на
проезжающую машину. Их взгляды не выражали ничего, кроме презрения и, пожалуй,
насмешки. Это были широкоплечие, сильные люди, и вид у них был невозмутимый.
— Они нас ненавидят, — сказала Хлоя. — Поедем
поскорей!
— Они на работе, — сказал Колен.
— Ну и что? — сказала Хлоя.
Николя прибавил газу. Автомобиль мчался но растрескавшемуся
шоссе под урчанье машин и бульканье плавящейся меди.
— Мы скоро выскочим на старую дорогу, — сказал
Николя.
XXV
— Почему они так высокомерны? — спросила
Хлоя. — Ведь работать не очень-то приятно…
— Принято считать иначе, — сказал Колен. —
Работают по привычке, и как раз для того, чтобы не думать.
— Во всяком случае, выполнять работу, которую могут
делать машины, полный идиотизм.
— Должен же кто-то делать машины, — сказал Колен.
— О, конечно, — воскликнула Хлоя. — Чтобы
получить яйцо, нужна курица, но когда есть курица, можно получить не одно яйцо,
а целую кучу. Следовательно, лучше начать с курицы.
— Надо бы узнать, что мешает выпускать машины.
Вероятно, просто не хватает на это времени. Люди тратят все время на то, чтобы
жить, а на работу у них не остается времени.
— А может быть, совсем наоборот? — спросила Хлоя.
— Нет, — ответил Колен. — Если бы у них было
время сделать машины, они могли бы потом ничего не делать. Я хочу сказать, что
они работают, чтобы жить, вместо того чтобы работать над созданием машин,
которые дали бы им возможность жить, не работая.
— Это чересчур сложно, — заметила Хлоя.
— Нет, это очень просто. Конечно, такие перемены могут
произойти только постепенно. Но когда подумаешь, сколько времени уходит, чтобы
сделать то, что так быстро изнашивается…
— По-твоему, рабочие не предпочли бы сидеть дома, и
целовать своих жен, и ходить в бассейн, и на танцы?
— Нет, — сказал Колен, — потому что они об
этом не думают.
— Даже если они считают, что работать хорошо, разве они
в этом виноваты?
— Нет, не виноваты, ведь им все твердят: «Труд
священен, работать хорошо, это благородно, труд превыше всего, и только
трудящиеся имеют право на все». Но при этом общество организовано так, что они
работают все время и просто не успевают воспользоваться своими правами.
— Выходит, они глупые?
— Да, глупые, — сказал Колен, — поэтому и
согласны с теми, кто им внушает, что нет ничего выше труда. Таким образом, они
ни о чем не думают и не стараются освободиться от бремени такой работы…
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, —
предложила Хлоя. — Я от этого устала. Скажи мне лучше, нравятся ли тебе
мои волосы…
— Я тебе уже говорил…
Он посадил ее к себе на колени. И снова почувствовал себя
совершенно счастливым.
— Я тебе уже говорил, что люблю тебя и в целом и в
частностях.
— Тогда переходи к частностям, — сказала Хлоя и с
гибкостью змейки нежно к нему прильнула.
XXVI
— Простите, месье, но не угодно ли месье здесь
остановиться? — спросил Николя.
Машина затормозила у придорожной гостиницы. Шоссе было уже
хорошим, с гладким покрытием, испещренным солнечными бликами, которые так
эффектно выглядят на рекламных фотографиях, а по обе его стороны раскинулся
прекрасный ландшафт: деревья правильной цилиндрической формы, свежая травка,
освещенная солнцем, коровы, пасущиеся на луговинах, источенные червячком ветхие
ограды, живые изгороди из цветущей жимолости, яблони, усыпанные яблоками,
желтые листья, собранные в аккуратные кучки, кое-где снежные овраги, для
разнообразия — пальмы, мимоза, а в саду гостиницы — северные сосны и еще
вихрастый огненно-рыжий мальчишка, который гонит по дороге двух овец и одну
пьяную собаку. По одну сторону шоссе дул сильный потер, по другую же ветра не
было вовсе — каждый выбирал то, что ему нравится. Тень отбрасывали не все
деревья, а лишь некоторые, и только в одной из канав квакали лягушки.
