— Вы, оказывается, дошли уже до девятнадцатого
тома, — сокрушенно произнесла Ализа.
— Да, — ответил Жан-Соль. — Вы хотите со мной
побеседовать?
— Я хочу просить вас не издавать вашу энциклопедию.
— Это затруднительно, — ответил Жан-Соль. —
Ее ждут.
Он снял очки, жарко подышал на стекла и снова надел. Глаз
его больше не было видно.
— Конечно, — сказала Ализа. — Я просто хочу
сказать, что надо задержать ее выход.
— Что ж, если дело только в этом, то нам можно
потолковать.
— Надо бы отложить ее лет на десять.
— Вот как?
— Да. На десять лет. Или, если угодно, еще на больший
срок. Видите ли, людям надо дать возможность накопить деньги, чтобы они сумели
ее приобрести.
— Это будет довольно скучное чтение, — сказал
Жан-Соль Партр. — Потому что даже писать ее мне очень скучно. У меня то и
дело сводит судорогой правое запястье.
— Мне вас очень жалко.
— Из-за судороги?
— Нет, — ответила Ализа. — Из-за того, что вы
не хотите задержать издание.
— Почему?
— Сейчас вам объясню: Шик тратит все свои деньги на
покупку ваших сочинений, а денег у него больше нет.
— Было бы куда разумней тратить их на что-нибудь
другое, — сказал Жан-Соль. — Я лично никогда не покупаю своих книг.
— Ему нравится то, что вы пишете.
— Это его право. Он сделал выбор.
— Я нахожу, что он преувеличивает, — сказала
Ализа. — Я тоже сделала выбор, но я свободна, потому что он больше не
хочет жить со мной, и мне придется вас убить, раз вы отказываетесь задержать
издание.
— Вы лишите меня средств к существованию, — сказал
Жан-Соль. — Как мне получать авторский гонорар, если я буду мертв?
— Это ваше дело. Я не могу все принимать в расчет,
поскольку больше всего на свете я хочу вас убить.
— Но согласитесь, что подобный довод не может быть для
меня основательным.
— Соглашаюсь, — сказала Ализа, открыла сумку и
вынула оттуда сердцедер Шика, который она уже несколько дней назад взяла у него
из ящика стола. — Расстегните, пожалуйста, ворот вашей рубашки.
— Послушайте, — воскликнул Жан-Соль, снимая
очки. — Я нахожу, что все это какая-то дурацкая история.
Он расстегнул рубашку. Ализа собралась с силами и
решительным движением вонзила сердцедер в грудь Партра. Он вскинул на нее
глаза, он умирал быстро, и в его затухающем взгляде промелькнуло удивление,
когда он увидел, что извлеченное сердце имеет форму тетроида. Ализа побледнела
как полотно. Жан-Соль был мертв, и чай его остывал. Она схватила рукопись
«Энциклопедии» и порвала ее в клочки. На маленьком четырехугольном столике
кровь смешивалась с чернилами, вытекшими из самопишущей ручки, и официант подошел,
чтобы вытереть всю эту пакость. Ализа расплатилась с официантом, затем
раздвинула концы сердцедера, и сердце Партра упало на столик. Сложив
никелированный инструмент и сунув его назад в сумку, она вышла на улицу, сжимая
в руке спичечный коробок Партра.
LVII
Она обернулась. Густой черный дым заволок витрину, и
прохожие начали останавливаться. Ей пришлось зажечь три спички, прежде чем
занялось пламя, — книги Партра никак не загорались. Владелец книжной
лавки ничком лежал за конторкой, а его сердце, валявшееся рядом, постепенно
охватывал огонь — из него вырывались язычки черного пламени и брызгали струи
кипящей крови. Две книжные лавки, расположенные метрах в трехстах от этой, уже
пылали вовсю, потрескивая и шипя, а хозяева их были мертвы. Всех, кто продавал
Шику книги, ожидает такая смерть, а их лавки будут преданы огню. Ализа плакала
и торопилась, она ни на миг не могла забыть выражения глаз Жан— Соля Партра,
когда он увидел свое сердце. Сперва она не хотела его убивать, она думала
только задержать выпуск «Энциклопедии» и тем спасти Шика от гибели, которой он
упрямо шел навстречу. Все книгопродавцы были в заговоре против Шика, они хотели
вытянуть у него все деньги, используя его страсть к Партру, они всучивали ему
старую одежду, не имевшую никакой цены, и трубки с какими-то там отпечатками,
они заслужили свою участь. Вдруг Ализа увидела слева от себя еще одну витрину с
выставленными в ней переплетенными томиками. Она остановилась, перевела дух и
вошла в лавку. Хозяин тут же подошел к ней.
— Что вам угодно? — спросил он.
— У вас есть Партр?
— Конечно, — ответил он. — Но, к сожалению, в
данный момент я не могу предложить вам наиболее редкие издания, потому что все
они обещаны моему постоянному покупателю.
— Шику? — спросила Ализа.
— Да, кажется, его зовут именно так.
— Он больше у вас никогда ничего не купит. Ализа
подошла к хозяину лавки и, словно невзначай, уронила платок. И когда тот,
кряхтя, нагнулся, чтобы его поднять, она быстрым движением вонзила сердцедер
ему в спину. Тут она снова расплакалась и задрожала, а хозяин упал лицом на
пол, и она не посмела взять свой платок, потому что он стиснул его застылыми
пальцами. Она извлекла сердцедер, между его концами было зажато сердце
книготорговца. Ализа раздвинула концы инструмента, и маленькое светло-красное сердце
упало на пол и покатилось к своему бывшему владельцу. Надо было торопиться.
Ализа схватила кипу газет, чиркнула спичкой, сделала факел, швырнула его под
прилавок и завалила остальными газетами, потом сняла с ближайшей полки дюжину
томиков Николя Каласа и кинула их туда же. Распаляющееся пламя, дрожа и пыша
жаром, охватило книги. Прилавок разом занялся и затрещал, магазин наполнился
смрадным дымом. Ализа спихнула в огонь еще один ряд книг, ощупью пробралась к
двери, сорвала, выбегая, ручку, чтобы никто туда больше не вошел, и помчалась
дальше. Глаза у нее щипало, а волосы пропахли дымом, она бежала, не
останавливаясь, и слезы уже не текли по ее щекам, потому что ветер их тут же
осушал. Она все приближалась к кварталу, где жил Шик, ей оставалось сжечь еще
только две или три книжные лавки, остальные не представляли для него опасности.
Она огляделась по сторонам, прежде чем войти в очередную. За ее спиной,
вдалеке, поднимались к небу широкие столбы густого дыма, и прохожие спешили
туда, чтобы полюбоваться на согласную работу сложных механизмов, которыми
Бранд-Мейстер-Зингер оснастил корпус пожарников. Их большие белые машины
промчались по улице как раз в тот момент, когда Ализа торопливо и решительно
вошла в книжную лавку и притворила за собою дверь. Она поглядела им вслед
сквозь стекло витрины, а хозяин подошел к ней и спросил, что ей угодно.
LVIII
— Вы, — сказал сенешаль, — стойте здесь,
справа от двери, а вы, Дуглас, — продолжил он, обернувшись к другому
толстому сотруднику, — слева, — никого не впускать!
