Пожалела, что не подумала об этом раньше, прежде чем кричать.
Откуда-то из темноты длинного коридора кто-то к ней шел.
«Кто это может быть?» – спросила она себя. В детстве, когда было очень страшно, она пряталась и закрывала глаза. Теперь спрятаться не могла, но глаза можно закрыть. И она закрыла. Пусть тот, кто идет сюда, думает что угодно. Спит она или умерла. Жанна все равно не откроет глаза.
А шаги все ближе. Сердце у Жанны стучало сильней и сильней. Казалось, тесно ему в груди. Вот-вот вырвется.
Жанна услышала, как заскрипел стул. Кто-то сел на него.
И вдруг прикосновение к шее холодной руки.
Она вздрогнула и открыла глаза. Поняла, нет смысла притворяться дальше.
Рядом на стуле сидел мужчина и улыбался.
Жанна даже поразилась. Приятное лицо. Приятная улыбка, никак не гармонировавшая с этой ситуацией. Разве такой человек может причинить ей боль?
«Тогда что ему нужно?» Спросить об этом она боялась, рисуя самые немыслимые картинки своего заточения тут.
Года два назад ее, полупьяную, подобрали цыгане у ресторана «Садко», привезли на какую-то хату и трахали впятером целую ночь. Причем эту забаву снимали на видео. А утром, чуть живую от безумного секса, напоили водкой и отвезли к метро «ВДНХ», бросили там, усадив на лавочку. Тогда, можно сказать, ей повезло. На другой день, очухавшись, побежала в поликлинику. Обошлось без венерических заболеваний. И даже аборт делать не пришлось.
А что будет на этот раз?
– Наша красавица открыла глазки, – проговорил мужчина ласково.
Жанна задергала головой, видя, что он расстегивает замок на цепочке с увесистым кулоном.
«Вот негодяй!» – подумала Жанна, чувствуя свою беспомощность перед ним.
Ни кулон, ни цепочка не были помехой для сексуального акта. Лучше бы руки развязал, идиот. Уж Жанна бы сумела приласкать его. Не разочаровался бы.
– Слушай, может, не надо золото с меня снимать, а? – Она старалась показать, что не боится его. Считала, поступает единственно верно в такой ситуации. – Ведь оно тебе не мешает.
Он рассмеялся.
– Зато мешает тебе. Зачем тебе столько перстней, колец? Зачем эта цепочка с кулоном? Ну отвечай!
Жанна облизала пересохшие губы. «Вот придурок чертов!»
– Ты хотела внимания? Да? Чтобы мужчины обращали внимание на тебя. А женщины завидовали. Да? Разве без золота ты менее красива? – Он расстегнул пуговицы на ее блузке.
– Ничего я не хотела. Мне просто нравится носить золото. Понимаешь? Нравится, и все.
Он опять улыбнулся.
– Э-э, нет, – сказал он. – Так не бывает. Золото носят для чего-то. – Потянувшись, он дотронулся до ее правой руки.
«А ведь он не просто насильник. Он еще и грабитель. И мне ни за что не отговорить его. Псих несчастный! Главное – не дать ему психануть окончательно. Спастись, выбраться отсюда и прямиком в ментовку. Тюряга ему светит».
Он аккуратно снял с ее правой руки два перстня и кольцо, которое Жанна носила на безымянном пальце, когда хотела казаться замужней женщиной. Перед тем как ехать к Кристине, надела это кольцо. И вот оно попало в руки грабителя.
– Ладно, ладно. Забирай эти побрякушки, – хотела показать, что все это золото ничего не значит для нее.
Лицо его сделалось каким-то неприятным. А в глазах появилась обида.
– Я всегда беру все, что мне хочется. Поняла? Ты! – последнее слово он просто прошипел.
– Да. Я поняла, – ответила Жанна, подумала: «Пусть подавится. Пусть все забирает». Она искоса глянула на левую руку. Там на среднем пальце был большой золотой перстень, который Жанна давно уже не снимала. Сустав на пальце был поврежден, распух, и хрящ затвердел. И Жанна носила перстень поближе к суставу, как бы прикрывая его, стесняясь этого небольшого уродства.
«Только бы он не вздумал стащить этот перстень. Ведь он не снимается», – успела она подумать. И он, словно угадав ее мысли, взялся за перстень.
«Я пропала. Вот дурак! Он же не снимается».
Это же она попробовала внушить грабителю, но он сказал как бы с безразличием:
– Сейчас снимем.
– Надеюсь, ты не собираешься ломать палец?
Он неопределенно хмыкнул и сказал:
– Зачем ломать? Есть другой способ.
Именно сейчас Жанна вспомнила, что совсем недавно читала в какой-то газете о появившемся в городе маньяке, который грабит и убивает девушек. Но там писали про вокзалы. И еще о том, что поймать его сложно. Он приезжает, убивает и уезжает. А Жанна так легко попалась почти в центре Москвы. И что обидно-то, сама села к нему в машину.
Она негромко вскрикнула, когда увидела, как этот придурок достал из кармана брюк опасную бритву. Что это такое, Жанна хорошо представляла. Острей ее, пожалуй, разве что клинок из дамасской стали.
А он крутанул бритву в руке, разложив, как нож «бабочку».
– Эй, ты чего? Не надо, – закричала она, догадываясь, что он собирается сделать.
Он натужно пыхтел, крутя на пальце перстень, и не обращал внимания на ее мольбу. Схватив за увечный палец, разжал его, изо всех сил пытаясь стянуть перстень.
– Он снимется. Обязательно снимется. Надо только помылить палец. Я так снимала, – соврала Жанна. На самом деле, как надела этот перстень, так ни разу и не снимала его. Но сейчас было важно, чтобы он поверил. Может, и в самом деле получится с мылом. Все равно этот псих не отстанет, пока не снимет его.
Он изо всех сил крутил перстень по распухшему суставу, пытаясь содрать его. Матерился на Жанну, страшно разозлившись.
– Ну пожалуйста! Я прошу тебя. Надо намылить. Развяжи мне руки. Я сама сниму его.
В ответ он только выругался и плюнул с досады на пол. Что-то буркнул про мыло и вдруг, замахнувшись, ударил бритвой по пальцу. Отсек его по самый сустав.
– И мылить не надо, – усмехнулся он, снимая перстень с пальца.
Жанна взвизгнула. Невыносимая боль разлилась по всей руке.
Брызнула кровь. Но ужасный человек с окровавленной бритвой в руке даже не думал оказать ей хоть какую-то помощь.
Заглянув в ее залитое слезами лицо, он улыбнулся. И Жанна поняла: он не способен на жалость. Этот садист никогда не испытывал такого чувства.
Он протянул руку к серьге на правом ухе.
Жанна попробовала уклониться, но он поймал ее за ухо.
– Какие у нас ушки, – хихикнул он, потрогав золотую серьгу.
– Не надо, умоляю. Не делай мне больно. Серьги легко снимаются. Возьми их. Только не убивай, отпусти меня. У меня дома есть деньги. Я привезу тебе. Только отпусти. Не делай мне больно.
– Не буду, – произнес он доверительно. Но тут же тон его изменился. В нем уже звучала ирония.
