Валерка даже знал ее мужа. Так, ничего особенного, парень как парень. А вот жена у него – красавица. Она всегда была хороша собой, а после замужества и родов просто расцвела. Стройная девушка с огненно-рыжими волосами и карими обжигающими глазами.
«И почему такая девчонка досталась не мне, а какому-то козлу?» – подумал Валерка, и, когда они очутились в темном переулке, вдруг, сам не понимая, как мог такое себе позволить, обнял ее и неумело поцеловал в губы.
Сначала она как будто обмякла в его руках и даже сделала жест, словно тоже хотела обнять его. Но в последний момент что-то ее остановило, оттолкнуло от него.
– Тоже мне, хахаль, – произнесла с издевательской усмешкой. А в глазах презрение. – Ты бы сперва целоваться научился. Девку в руках удержать не можешь. – И рассмеялась ему в лицо.
Это Валерку оскорбило. И не связался бы он, может, с этой телкой, если б не был пьяным.
И раньше пробовал сблизиться с девушками, но, как только какая-то из них начинала сопротивляться, Валерка отступал.
– Нерешительный ты какой-то, – смеясь, укорила она.
– Нерешительный – значит, трусливый? Да?
– Да уж не знаю, трусливый или нерешительный. А может, и то и другое.
Она хотела идти, но Валерка остановил ее.
– Постой!
Она замерла, а Валерка задрал ей юбку и полез в трусики.
«Еще немного. Надо только стащить их, а потом…» – мысленно подсказывал он себе.
– Да отойди ты, дурак!
Она не стеснялась в выражениях. Ударила его ладонью по щеке, содрав ногтем кожу.
– Пошляк! – прозвучало как приговор.
Но Валерке было плевать. Он твердо решил: сейчас он займется с ней любовью или так и останется в девственниках. Уж пьяную девку сумеет обломать.
Вытерев со щеки кровь, он схватил ее за горло, сдавливая изо всех сил. Читал в какой-то книжке про маньяка, который вот так отключал девушек на время и насиловал. Должно и у него получиться. Главное – не дать ей закричать.
– Ах ты, сука! – хрипел он. Почувствовал, она вдруг ослабела, перестала сопротивляться и вот уже медленно опускается перед ним на колени. Только клади ее и бери.
– Говоришь, дурак я? Нерешительный, да?
Она уже не отвечала. Упала тут же возле тротуара на траву.
«Отлично, – подбодрил себя Валерка. – Все равно никто не видит. Прохожие в поздний час в такие места не заходят».
Белая сумочка из ее руки выпала, ударилась об асфальт и раскрылась. Ничего такого в ней не оказалось, только кошелек, косметичка с зеркальцем, губная помада, ключи от квартиры, а еще…
Его внимание привлек небольшой продолговатый предмет, покрытый зеленым перламутром.
«Это чего?» – Валерка протянул руку.
Оказалось – это опасная бритва. Он не понял, зачем эта рыжеволосая телка держала в дамской сумочке опасную бритву. Но долго голову не ломал. Раскрыв бритву, попробовал пальцем проверить ее острие. И только прикоснулся, как на пальце сразу появилась кровь.
– Ничего себе! – восхитился он заточкой.
А девушка уже пришла в себя, вдохнула воздуха и, увидев, что лежит на земле, закричала.
Потом, на суде, он так и не смог ответить, почему убил ее. Может, побоялся, что она заявит на него. Или расскажет мужу. Он только помнил свою руку с бритвой на ее шее, которую только что пытался целовать.
Теперь из рассеченной раны лилась кровь. А девушка, кажется, не могла поверить в то, что умирает. Она цеплялась за жизнь. И, схватившись обеими руками за окровавленное горло, она ерзала по земле, пытаясь его, сидящего на ней, сбросить. Она трепыхалась как раненая птица в его руках. А он смотрел на нее, беспомощную, и вдруг подумал: почему он не может теперь сделать то, что хотел, ради чего совершил все это.
Он расстегнул брюки, приспустил их до колен и аккуратно, чтобы не перемазаться кровью, лег на нее. Даже удивился, как легко она приняла его. Почувствовал, как там у нее что-то сжимается, втягивая его глубже и глубже.
Бедра у нее задрожали. И вся она такая горячая, словно горит.
А потом он убежал, испытывая и страх, и огромное, ни с чем не сравнимое блаженство.
В коммуналке, где они жили вдвоем с бабушкой, его увидела соседка. Дотошная старушенция. Он отмывал от крови руки.
– Ой, Валерочка, что с тобой? – спросила она не из жалости, а скорее из злорадного любопытства.
Тогда он соврал:
– Да так. Подрался.
И она поверила. Но, когда узнала про убийство девушки, пошла к участковому и настучала на шалопая соседа.
Тогда Валерка даже не помнил, как эта бритва очутилась у него в кармане брюк. Скорее всего положил ее туда машинально. Главную улику положил.
Он не стал отрицать свою виновность в убийстве. Жалел только, что так глупо попался.
Десять лет отмерил ему судья.
Лысенький, суетливый старикашка адвокат проникся к Валерке жалостью и уговаривал подать апелляцию. Но Лерыч Безруков послал его к черту.
– Ничего не изменишь, если так легло по судьбе. Пусть все будет, как будет, – сказал Лерыч на прощание старичку адвокату и уехал в рязанские просторы.
Казалось, жизнь для него остановилась. Жесткий режим. Утром – подъем с матюками. Днем – нудная работа. Вечером – отбой под злобный лай овчарок.
Первый год показался хуже каторги, но потом смирился со своей участью. Помогло не пропасть то, что был он классным художником. Зеки таких спецов уважают. И у начальства колонии отношение снисходительное, не такое, как к остальным. Не борзей только, не нарушай режим и живи себе потихоньку, деньки считай.
А главное – можно быть самому по себе, не лизать пятки блатным и от мужиков сторониться.
После подъема Лерыч уходил в маленькую мастерскую, где еще с такими же двумя горемыками расписывал иконы для местных храмов, рисовал стенды, писал лозунги про чистую совесть зэков, с которой они должны выйти на свободу.
Там и познакомился с бородатым Пашей. Доходяга он, хуже Лерыча. Романтик задрипанный. За любовь срок мотает. Три года проторчал тут. Уж скоро с вещами на выход.
В перерывах, когда Лерыч в мастерской один, Паша заскочит минут на пятнадцать.
– Дай клейку понюхать, Лерыч. Не могу. Нутро все сводит.
Лерычу не жалко. Черт с тобой! Травись, дурья башка.
А Паша целлофановый пакет на банку наденет и морду небритую в него сует.
Три, четыре глубокие затяжки, и вот уже поплыл зэк. Нет его счастливее. Только память душу бередит. Но здесь так. У каждого есть что вспомнить. Стоит лишь оттянуться.
– Я ведь, Лерыч, тоже из-за стервы торчу. Как и ты, – расчувствовался Паша. – Познакомился раз с одной. Шлюха подзаборная оказалась. Только я тогда этого не знал.
