– Элементарно, Ватсон, – сказал Туманов, покопавшись в своей записной книжке, отыскал в ней номер домашнего телефона, который ему дала мадам Овечкина, когда ее привозили на опознание тела супруга. Теперь набрав на своем мобильнике этот номер, Федор протянул трубку Ваняшину, сказав шепотом:
– Как ответит, спроси, приезжал ли к ней майор Туманов?
Пока не очень-то понимая суть происходящего, лейтенант взял трубку мобильника и, услышав женский голос, заговорил официальным тоном:
– Добрый день. Это квартира Овечкиных?
Кажется, он немного перестарался, голос у него зазвучал уж слишком официально.
– Да, – ответила Инна и тут же в свою очередь поинтересовалась: – Это кто говорит?
Лицо лейтенанта Ваняшина сделалось важным, и он сказал:
– Вам звонят из управления уголовного розыска, подполковник Рябов, – не моргнув глазом, соврал Ваняшин. – К вам майор Туманов приезжал со своим сотрудником?..
Причем «со своим сотрудником» было произнесено таким тоном, что Грек усмотрел в этом нечто для себя унизительное, хмыкнул, отвернувшись к окну.
Убрав трубку мобильника в сторону, Ваняшин зашептал майору:
– Она сказала, приезжали…
– Спроси, они обыск у нее на квартире не производили?
Ваняшин поднес трубку к уху и спросил, как велел Туманов. Услышал на том конце изумленный голос Инны Овечкиной.
– Нет. Никакого обыска они не делали? А что должны обыскать? – спросила она, и голос ее зазвучал взволнованно. Теперь догадавшись к чему, клонит майор Туманов, Ваняшин сказал уверенно:
– Обязательно должны были.
Федор улыбнулся, кивком головы дал знать, что Ваняшин говорит все правильно, но чтобы уж он не наплел чего не надо, майор подсказал, шепнув:
– Скажи, чтобы в течение ближайшего получаса она никуда не отлучалась из дома, и что ты пришлешь сотрудников для проведения обыска.
Ваняшин кивнул майору, и слово в слово передал все, что ему нашептывал Туманов. Потом отключил трубку мобильника и улыбнулся.
– Ну? – коротко спросил Федор.
– Судя по голосу, доложу я вам, мадам Овечкина здорово струхнула.
– Это хорошо, – одобрительно сказал Федор и добавил: – Значит, ждать нам ее хахаля придется не так долго. Скоро он выскочит из подъезда.
Грек посмотрел на Туманова.
– Ну и хитрец же ты, майор, – в словах капитана Грека слышалась похвала.
– А я? – не упустил спросить Ваняшин, нарываясь на похвалу. – Говорил-то по телефону с ней я.
Грек вспомнил, как только что лейтенант пренебрежительно высказался про него. Не понравилось, что Ваняшин назвал его просто сотрудником, как нечто не нужное и упустил про капитанское звание. И припомнив это, Грек сказал:
– Язык у тебя подвешен. Болтать умеешь, лейтенант.
Ваняшин обернулся.
– У тебя, Сан Саныч научился, – улыбнулся лейтенант. Грек махнул рукой и отвернулся к окну. Чего с таким разговаривать.
* * *
– Кто звонил? – спросил Рязанцев, после того, как Инна положила трубку на аппарат. Этот внезапный звонок после ухода ментов, показался ему странным и вместе с тем настораживающим.
– Из милиции. Спросили, делал ли майор Туманов у меня обыск …
– И чего? – нетерпеливо спросил Рязанцев, осматривая свой пиджак. Ходить в таком по улицам не станешь. На плече остались бурые пятна засохшей крови. Сюда он пришел вечером, когда и прохожих-то на улице не было. А уходить придется днем.
– Сказали, чтобы в ближайшие полчаса я была дома…
– Зачем? – настороженно спросил Рязанцев.
– Сказали, что приедут из милиции делать обыск… – Инна выглядела полностью растерянной. И Рязанцев заметил это. Но в его глазах не было даже отдаленного намека на сочувствие. Женщин он никогда не жалел, считая их всего лишь орудием для достижения каких-то определенных целей. С ними можно спать, заниматься любовью, но упаси Бог им доверяться, потому что если ты доверил женщине что-то важное, то не исключено, что скоро об этом станет известно тем, кому знать не положено. А Инна и так, кажется, узнала слишком много из того, что ей знать не надо.
Олег Рязанцев осмотрел свой пиджак, достал из бокового кармана пистолет, сунул его в карман брюк.
Увидев торчащую из кармана рукоять пистолета, Инна испуганно всплеснула руками.
– Так значит, это правда?
Рязанцев медленно обернулся.
– Что, правда? – спросил он, вглядываясь в ее глаза и не замечая в них прежней преданности. В них был страх. А со страха женщина готова наделать массу непоправимым ошибок. Так можно ли допустить такое?
– Майор назвал тебя, убийцей.
Рязанцев криво усмехнулся.
– А ты верь ему побольше. Знаешь, ментам вообще верить нельзя. Это ведь он тебя на понт брал, – сказал Рязанцев, пытаясь придать сказанному шутливый тон. Но получалось у него сейчас плохо. Время от времени он поглядывал на свои часы. Из головы не выходило, сказанное Инной про обыск. Если нужен обыск, почему этот Туманов не провел его сразу? Получалась какая-то нелепица. Рязанцев путался в мыслях, придумывая разные мотивировки.
– А откуда у тебя на плече эта рана? – подозрительно спросила Инна, боязливо поглядывая на Рязанцева. Сейчас не испытывала к нему никакого влечения и хотела только одного, чтобы он побыстрее ушел от нее. И не только из квартиры, но и из ее жизни.
Услыхав вопрос про рану, Рязанцев подошел к креслу, в котором сидела Инна, чуть наклонился над ней.
– Не надо со мной ловчить, девочка, – сказал он и погрозил перед ее лицом пальцем. – Я этого не люблю. Я слышал все, что тебе перед уходом сказал этот мент, Туманов.
Инна теперь боялась его. Но скорее по глупости, чем из-за любопытства не удержалась, чтобы не спросить:
– Так, стало быть, все, что говорил про тебя Туманов, правда?
Глядя ей в глаза, он молчал. Молчал о тех пор, пока она еще могла смотреть и не отвести глаза в сторону. Но когда она это сделала, не выдержав его взгляда, он сказал с легкой ухмылкой:
– Как ты думаешь, откуда у твоего разлюбезного муженька появились деньги на эту квартиру? На новую машину?..
Инна осмелилась поднять глаза.
– Он взял кредит в банке. А почему ты спросил об этом?
Рязанцев расхохотался прямо ей в лицо.
– Кредит? В банке?
Инна промолчала, хотя и видела в этом для себя что-то унизительное. Мужчина, который с ней переспал несколько раз, теперь ее унижает, а ей приходится терпеть. Но для себя она уже решила, этот негодяй больше никогда не перешагнет порог ее дома.
Он перестал хохотать, и, наклонившись к ее лицу, сказал негромко:
