– В домотдыхе, – сказал Грек.
Видя, что Туманов еще окончательно не отошел, Ваняшин принялся его расталкивать.
– Николаич, ты что? Очнись ты.
– Водкой они его напоили что ли? – проговорил Грек.
– Да какое, водкой. Смотри, какая у него рана на голове, – сказал Ваняшин, пытаясь в темноте рассмотреть разбитую голову майора.
– Неужели мозги вышибли? – спросил Грек, присаживаясь рядом, заглядывая в лицо Туманову, воскликнул: – Мать честная! Николаич, да у тебя все лицо кровью залито. А память? Как у тебя с памятью? Помнишь хоть, как попал сюда?
Федор встряхнул головой, поморщился от боли. В другой бы раз, наверное, этого делать не стал, но сейчас боль даже помогала вернуться мысленно к тому, что с ним произошло. И он сказал:
– Помню, – помолчал, потом спросил: – Надеюсь, вы позаботились о подмоге?
Грек стыдливо отвернулся. А Ваняшин не стал обманывать майора.
– Подмоги, Николаич, нам не будет.
– Что? – Федор резко дернулся и тут же схватился за голову. Пронзительную боль вызвали в его голове слова лейтенанта. А вернее, обреченность, вкусить которую довелось уже Туманову да и обоим его помощникам.
– Я говорил об этом Греку, – сказал Ваняшин. – Но Сан Саныч посчитал, что управится сам. – Сказанное, прозвучало как обвинение, унижающее достоинство Грека. И Грек огрызнулся:
– Ну знаешь, лейтенант, ты тоже хорош…
Но поругаться приятелям не довелось по самой обыкновенной причине. В зале вдруг вспыхнул свет, потом лязгнул замок, и дверь открылась. В помещение вошли четверо крепких парней с автоматами и с ними человек, который, как показалось операм, был за главного. В нем чувствовалось величие, причем оно подчеркивалась во всем, и в его осанке, в манере держаться. И сопровождавшие его парни, посматривали на него с угодничеством, как молодые волчата на вожака стаи.
Остановившись в нескольких шагах от сидевших на полу оперов, он достал из кармана три удостоверения: Туманова и Грека с Ваняшиным. Бросил их к ногам оперов и сказал с улыбкой:
– Господа, это было в высшей степени не разумно, чтобы вы втроем вот так заявились к нам, – при этом его уголки губ чуть растянулись, обозначив подобие улыбки. Но пришедшие с ним, расценили это, как некий знак проявления эмоций, и того, что они обязаны поддержать своего вожака. На их лицах засияли улыбки.
Туманов посмотрел на приунывших своих помощников и сказал:
– Ничего. В управлении известно, куда мы поехали. Нас будут искать…
Но на лице главного, услышанное от майора никак не отразилось. И это особенно было неприятно, потому что нельзя понять его настроя, о чем он думает. Разговаривать с таким человеком тяжело, еще тяжелее убедить его в чем-то. А убедить надо, чтобы остаться в живых. Судя по довольно невежливому и бесцеремонному обращению, эти ребята готовы гораздо на большее, чем просто покалечить и переломать кости любому, кто посягнет на их святая святых. Попросту говоря, на их теневую деятельность, о которой стало известно майору Туманову. И как не прискорбно было сознавать, но положение оперов сейчас оказалось безнадежным.
– Майор, вы хотите меня запугать, или призвать к состраданию? Если это так, то уверяю, ваши труды напрасны. Бояться мне некого. Машину вашу мои ребята загнали в территорию. Полчаса не пройдет, как ее разберут до винтика. А вас… – он сделал паузу, как бы подчеркивая этим, что у оперов еще есть время для размышления. – Вас я велю просто закопать. И если кто-то из таких же псов, как вы, заявится ко мне и спросит, я скажу, что никакой Туманов, Греков и Ваняшин, к нам не приезжали. Впрочем, если вы захотите мне кое-что рассказать, я обещаю, всем троим более легкую смерть, чем быть закопанным живьем. Решение остается за вами.
Федор посмотрел на сидевшего рядом Грека, потом на лейтенанта Ваняшина и подумал о том, что как несправедлива к ним судьба. На все сейчас бы согласился, лишь бы этот гад отпустил Грека с Ваняшиным. По сути, это он их втянул в дерьмо. Ему и хлебать его, но не им.
– Слушайте вы, как вас там?.. – сказал Федор, но человек, разговаривавший с ним, на такое обращение не обиделся, махнул рукой, предлагая майору не фамильярничать и продолжать. Сейчас он упивался своим величием. Величием властелина. И бесполезно было спрашивать его, отдает ли он себе отчет за то, что намерен сотворить с ними.
– И так, майор, я готов выслушать вас внимательнейшем образом, с чем связано ваше появление здесь у нас. Начните по порядку с того момента, как вы вышли на наше агентство. Мне интересно узнать, где мы прокололись, – сказал главный, снисходительно поглядывая на Федора Туманова. Федору его взгляд не понравился. Что-то в нем было отвратительное, и смотрел он так, как будто заранее знал все то, что майор ему расскажет. Воспринимая молчание майора, как желание поиграть на его терпении, не упустил напомнить, что оно не бесконечное. Потом укоризненно покачал головой.
– Вижу, что у нас так с вами дело не пойдет. Тогда мы сделаем вот что, – он замолчал, водя глазами то на Грека, то на Ваняшина. – Сейчас мои парни прострелят одному из твоих, майор, людей ноги, – сказав это, он уставился в смуглое побледневшее лицо Грека.
Грек поежился, плотнее придвигаясь к Туманову. Но для себя главный уже все решил, сказал:
– Вот этому цыгану, – указал он пальцем на Грека.
Стоявший чуть позади главного парень с короткоствольным автоматом, вышел вперед и, передернув затвор, прицелился в Грека.
Краем глаза Федор заметил, что у Грека кровь отхлынула от лица. Смирившись с тем, что сейчас должно произойти, он разочарованно глянул сначала на Туманова, потом на приятеля Леху Ваняшина, кивком попрощавшись с обоими, и отодвинулся от майора, чтобы пули не зацепили его. Потом со злостью уставился на парня, как бы давая понять, что он готов умереть героем.
И в этот самый момент, когда, казалось, ничего уже не может спасти черноусого капитана от гибели, все находящие в тире, услышали громкий топот сбегавшего по лестнице человека. Все, в том числе и парень, прицелившийся в Грека, повернули головы на дверь, которая с грохотом открылась, и в помещение тира ввалился запыхавшийся охранник в пятнистом камуфляже.
Федор узнал в нем того бдительного мужика, который остановил его, когда майор пытался выйти с задней части территории. Именно ему он был обязан тем, что сейчас вместе с Греком и Ваняшиным сидит в этом погребе.
Покосившись на оперов, охранник наклонился к уху главного и что-то зашептал. При этом все заметили, как сразу изменилось у главного лицо. Вместе с разочарованием на нем отразилась и неподдельная тревога.
– Все за мной. Этих запереть, – приказал главный и первым вышел в дверь.
Парень, который еще пару секунд назад держал Грека на мушке ствола, с нескрываемым сожалением опустил автомат. Но видно так просто уйти не мог, чтобы не сделать хоть какую-нибудь пакость. Поэтому, прежде чем последовать за свитой главного, плюнул в Грека и сказал:
