Здесь она обрела покой, в котором так нуждалась, чтобы залечивать свою рану, которая никак не зарубцовывалась. В стенах замка, где оба они провели свое детство, образ Раймона ожил сильнее, чем прежде.
В это время умер аббат Сюжэ, человек, который всегда советовал обуздывать себя.
Однажды в замке появился гонец из Франции. То был Ги де Гарлан, доверенное лицо Людовика. Он преклонил колена перед Элеонорой и потупил взор.
– Мадам, я принес вам печальную весть. После долгих раздумий наш господин король решил разорвать те путы, что связывают вас. Отныне вы не королева Франции.
Она с твердостью приняла этот удар, лишь кивнула, чтобы показать, что поняла, и устремила взгляд вдаль, на побережье, которое через открытое окно угадывалось в тумане. Она уже не была королевой, но она остается герцогиней Аквитанской… и она свободна! Свободна, чтобы вернуться к своей большой любви!
2. Яростью Божьей – королева Англии
Элеонора закуталась в меховой плащ, который был наброшен на, плечи, и протянула замерзшие руки к огню. От жара, поднимавшегося от горящих поленьев в огромном камине, руки согрелись, и она пошевелила пальцами, чтобы проверить их гибкость. Ее лицо зарумянилось от огня, но спина все еще мерзла. Королева тяжело вздохнула. Казалось, это ужасное время года никогда не кончится и Англия навеки похоронена под снегом. Есть ли еще солнце в этом мире?
Высокое кресло с прямой спинкой было поставлено так, что королева, сидя на нем, не могла взглянуть в окно, не увидев тяжело нависшего, темно-серого неба. Она наклонилась к камину и потерянно посмотрела в огонь, будто ища там ответа на свои сокровенные мысли.
Человек, который сидел напротив нее, воспользовался ее задумчивостью, чтобы тщательно изучить лицо королевы. С тех пор, как она благодаря своему второму мужу, Генриху Плантагенету, графу Анжуйскому, названному королем Генрихом II поднималась по ступеням английского престола, она постоянно интересовала Томаса Бекета. В свои тридцать семь лет канцлер королевства больше всего на свете любил исследовать чужие души и читать по лицу сокровенные помыслы.
Внезапно королева подняла взор и посмотрела гостю прямо в темные глаза.
– Не пытайтесь отрицать того, что очевидно, Бекет, – промолвила она. – Когда я увидела эту женщину в день коронации среди придворных дам, я знала, что меня отталкивает от нее. Когда король женился на мне, он не порвал с ней. Напротив, она все еще его любовница.
Бекет изобразил подобие улыбки, но его глаза оставались прежними.
– Мадам, я восхищаюсь уверенностью вашего высочества, но не понимаю, как вы во время такого торжественного празднества, каковым является коронация, смогли сделать подобное наблюдение… столь тонкое наблюдение.
– Женщины чувствуют связь, уважаемый канцлер. Мне достаточно было поймать один взгляд, которым обменялся король с этой женщиной, чтобы узнать правду. Почему вы отрицаете то, что очевидно? Я считала вас своим другом.
Слегка нахмурив брови, она изучала его узкое лицо, которое не было красиво, но носило отпечаток высокого ума. По этому модно одетому человеку, который рассеянно играл золотой цепью, висевшей на шее, еще нельзя было сказать, что это будущий святой и ему предстоят долгие годы мученичества. Лишь черные глаза, доставшиеся ему в наследство от матери, восточной принцессы, которая по любви сделалась англичанкой, свидетельствовали о его незаурядности. В остальном он был совершенно невзрачен, но вопреки всему Элеонора любила этого Бекета. Он всегда доказывал ей свою дружбу тем, что все два года, которые она была замужем, всегда говорил ей правду.
– Вашему высочеству прекрасно известно, что я его друг, – промолвил он. – Почему же тогда я должен отвечать на этот вопрос? Король таков, каков он есть; при этом он – хороший король и ваш брак с ним, мадам, очень полезен для страны. Что вас мучает?
Элеонора нервно похлопывала узкими руками по подлокотникам кресла. Ее бледные щеки покраснели.
– Ни одна женщина не любит, чтобы ее муж насмехался над ней. И королева Англии тоже. Я знаю одну женщину, которая старше своего мужа на десять лет и не может предъявлять ему никаких требований. Но я также знаю, что мне тридцать два года, я еще красива, и не потерплю никакой другой женщины, которая притязает на моего супруга.
– Полно, мадам, – уклончиво сказал Бекет. – Гордость вашего высочества никоим образом не задета. Если уж король воистину продолжает видеться с леди Клиффорд, то он очень хорошо это скрывает. Во всяком случае, оскорбления вашего высочества удалось избежать.
Он не смотрел на нее, а внимательно разглядывал свои руки. Тихим голосом он продолжал:
– Если вы любите вашего супруга, мадам… Он прервался. Элеонора вздрогнула.
– Вы прекрасно знаете, что я люблю его. Разве иначе я жила бы здесь, в этой ледяной стране, где умираю со скуки?
– Престол… обладает весьма мощной силой привлекательности.
– Престол? Я обладала куда лучшим престолом. Вы полагаете, что так уж упоительно быть королевой Англии после того, как однажды побывали королевой Франции? Нет, Бекет, если бы я не любила Генриха, я бы никогда не покинула мою прекрасную Аквитанию с ярким синим небом, теплым солнцем и зелеными полями. Всего этого мне не хватает здесь, и меня мучает тоска по родине…
* * *
Бекет полагал, что хорошо изучил душу своей госпожи, но Элеонора сама не понимала себя. После заключения брачного соглашения она долго размышляла о тех преимуществах, которые буквально отдавала в руки этому двадцатилетнему юноше. Он был скорее грубиян, чем знатный дворянин. Он завладел ею, даже не спросив ее согласия.
Это случилось два года назад в Омбриере, но Элеонора помнила этот день так хорошо, как будто это было вчера. После сообщения Ги де Гарлана о том, что король Франции изгнал ее, она разозлилась и беспрестанно думала, не нанять ли ей корабль и не отправиться ли на нем в Святую Землю. Но колебалась, ибо не была по-настоящему уверена, что Раймон будет счастлив вновь ее увидеть. С тех пор как Людовик насильно увез ее из дворца в Антиохии, он не предпринимал никаких усилий, чтобы встретиться снова. Так прошли годы…
Однажды, когда она задержалась в замке Пуатье, чтобы уладить раздоры среди знати, ей сообщили, что граф Анжу, Генрих Плантагенет, ждет у подъемного моста и желает ее видеть.
Она хотела было сразу же ему отказать, ибо вспомнила, что встречала его еще при дворе своего мужа, короля Франции. Она вспомнила его бесстыдный взгляд, которым он бесцеремонно рассматривал ее, как бы примеряя к своей постели. И тогда еще пришла к заключению, что он неприятный, невоспитанный юнец.
Но было бы неучтиво указать на дверь могущественному соседу. Генрих был принят, и с видом победителя он прошествовал через зал, взглянул ей в лицо тем же дерзким взором, и его улыбка, казалось, была еще более наглой.
– Мадам, – сказал он без обиняков, – вы прекраснее, чем все остальные. Но не слишком ли затянулось ваше уединение? Так ваша красота может лишиться блеска.
