В больнице, куда сразу же привезли Дашу, Туманов пробыл до поздней ночи. В палату его не пускали, но дежурный врач проявил великодушие, разрешив постоять в коридоре. И Федор стоял как часовой возле двери, за которой находился близкий ему человек. Человек, пострадавший из-за него.
Наконец, часа через два к Туманову вышел дежурный врач, и, глянув на настырного майора усталыми глазами, сказал:
– Мы сделали рентген. Повреждений черепа нет.
– А что есть? – спросил Федор, заметив, что врач что-то не договаривает.
– Есть сотрясение мозга. Поэтому вашей жене пока придется полежать у нас. А об остальном, она вам скажет сама. Зайдите, – сказал врач и открыл дверь, предлагая Туманову войти.
Даша лежала на кровати. Возле нее суетились две молоденькие медсестры, которых врач позвал в коридор, стоило лишь Федору войти. Даша лежала с закрытыми глазами, будто спала. И войдя, Федор оглянулся на врача, чтобы спросить, не спит ли она, но врач опередил вопрос майора, сказав:
– Подойдите к ней. Она не спит, – и деликатно закрыл дверь.
Федор подошел, тронул Дашу за руку.
– Даша, – тихонько позвал он, и Даша открыла глаза.
Федор взял ее ладошку в свои руки, поднес к губам.
– Как ты, милая? – спросил он, стараясь сдержать нахлынувшее волнение. Чувствовал себя виноватым в том, что произошло. Ведь все это из-за его ментовской работы. И никак уж не роковая случайность. Но почему пострадала Даша, а не он? Несправедливо это, как и все в этом пронизанном пороками мире.
Даша посмотрела на него и едва улыбнувшись сказала:
– Не смотри на меня. Я не хочу, чтобы ты меня видел такой, некрасивой.
Федор поцеловал ее руку.
– Дашенька, да ты у меня сама красивая на свете.
Даша тихонько помотала головой и заплакала.
Федор наклонился, осторожно поцеловал ее в распухшие посиневшие губы.
– Что ты плачешь, милая? – спросил он тихо, чтобы не волновать ее лишний раз. Врач сказал, что волнение для нее может пагубно отразится на поправке.
– Федор… я должна тебе сказать…
– Что? Говори, Даша? Что сказать? – оживленно спросил Туманов.
Даша посмотрела ему в глаза, и Туманову сделалось страшно. Столько в глазах любимой было тоски.
– Даша?.. – воскликнул Федор, стискивая ее руки.
– Прости меня, Федор, но у нас не будет ребенка. У меня произошел выкидыш. Я не смогла сберечь его, – губы ее задрожали, а слезы полились неудержимым потоком. – Врач сказал, что это оттого, что я сильно ударилась животом об асфальт. Прости, Федор. Пожалуйста.
Она схватила его за полы расстегнутого пиджака, притянула к себе, прижавшись к нему, пряча зареванное лицо. А Федор едва не расплакался сам. Они с Дашей так мечтали о сыне. Даша хотела, чтобы он был обязательно похож на Федора. Такой же высокий, сильный, красивый. Единственное, чего она не хотела, так это того, чтобы он стал милиционером. Кем угодно, но не милиционером. А теперь получалось, что и становиться-то ему никем не надо, потому что его нет.
– Успокойся, родная, – едва не до крови, прикусив от волнения губу, проговорил Федор. – Скоро ты выйдешь отсюда. И все у нас будет хорошо…
Но Даша упрямо помотала головой.
– Нет, Федор. Нет, – прошептала она ему на ухо.
Туманов с силой оторвал зареванное лицо жены от своей груди, заглянул в глаза, пытаясь понять, что под этим «нет» имела Даша в виду. Но Даша виновато опустила глаза вниз, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Хорошо уже не будет, Федор, – сказала она и добавила: – Потому что я уже никогда не смогу больше иметь детей. Никогда. – Прозвучало, как приговор.
– Что? – Федор все-таки заглянул ей в глаза, и понял, что она не врет. Теперь кроме тоски, в них была отрешенность от всего. А еще невыносимая усталость, которая присутствует у людей жаждущих расстаться с жизнью.
– Дашенька… – произнес Федор так тихо, что голос растаял в тишине.
– У нас больше не будет детей, – повторила Даша и вдруг зарыдала так громко, что стоящие за дверью в коридоре врач и медсестры, вбежали в палату и кинулись к Даше, удерживая ее беснующееся тело на кровати.
Врач строго взглянув в глаза Туманову, сказал:
– Вам сейчас лучше уйти.
Федор глянул через его плечо на жену.
– Доктор?..
Врач понял, что имел в виду Туманов. Сказал:
– Это у нее невроз. Сейчас мы сделаем укол, и она успокоится. Идите, – подтолкнул он Федора к двери и закрыл ее перед самым носом Туманова.
Федор стоял в коридоре и слышал сдавленный плач Даши. Потом она затихла, и еще через какое-то время врач вышел в коридор. Увидев, стоящего возле двери Туманова, подошел.
– Мы ей сделали укол. Сейчас она заснула. Когда проснется, мы ее покажем психиатру. Уверен, с ней все будет в порядке. Так что держись, майор, – хлопнул он Федора по плечу и пошел по коридору.
Из дверей больницы Федор вышел подавленный.
Возле ворот его ждали Ваняшин с Греком. Когда он подошел к машине, Грек озабоченно спросил:
– Ну как она, Федор?
Туманов поднял голову, посмотрел на капитана, а потом вдруг засмеялся.
Грек с Ваняшиным переглянулись.
– Федор Николаич? Что с вами? – протянул Ваняшин. Майор положил ему руку на плечо. Потом сказал с нескрываемой досадой:
– У меня не будет детей.
Грек захлопал своими черными цыганскими глазами, видя, что с майором творится неладное. Понимал, каково ему сейчас после всего, что случилось.
Хотелось как-то успокоить его, сказать что-то теплое, хорошее. И он сказал:
– Постой, Федор Николаич. Как это не будет? Почему?
– Видно, не положено. Мне, менту, ничего не положено. Понимаешь, Саня? Вор в законе Зибор приказал своим бандитам похитить мою жену, чтобы потом обменять ее на Стержня. Понимаешь? Мою жену, и на Стержня. Стержень, это фигура. А жена мента, так. Ее можно тусовать, как разменную карту. Понимаешь? Бандит ударил ее. Она упала. У нее открылось сильное кровотечение. Случился выкидыш. Так что сына у меня больше нет. Или дочки. Это уже не важно. Важно, что я, майор, опер, не смогу обвинить эту мразь Зибора в том, что случилось с Дашей. Поэтому я поступлю иначе. Но я не стану уродовать его любимую женщину, если у него таковая имеется. Не стану подавать на него в суд. За все, что случилось с Дарьей, он ответит лично мне. Я ему судья и палач. Поехали сейчас в управление.
Видя, в каком состоянии их майор, Грек в буквальном смысле повис на плечах Туманова.
– Постой, Федор. Постой. Не пори горячку. Ты же сам всегда учил нас, что нельзя пороть горячку. Нельзя действовать вот так, – проговорил капитан.
