И Даша перебралась к родителям. Про то, что оперативники готовятся в ее квартире провести операцию по задержанию преступника, родителям говорить не стала. Сказала, что в квартире идет ремонт, а с Федором они просто поссорились. В очередной раз.
К своему несчастью Федор в этот же вечер имел неосторожность позвонить на квартиру родителей. Даша уже спала и не слышала звонка.
Трубку сняла ее мать. Федор попросил, позвать Дашу к трубке, сказал, что хочет с ней поговорить, но несостоявшаяся теща, поступила по-своему.
– Молодой человек, – сказала она. – Вы изломали моей дочери жизнь. Пожалейте, не губите ее окончательно. Ведь с вами Даша пропадет. Разве вы сумеете сделать ее счастливой?..
И Федор призадумался. Наверное, она права. Что он может дать ей, опер? Счастье?.. Безумно счастлива, Даша бывает только тогда, когда занимается с ним любовью. Так, во всяком случаи, казалось ему. У мента нет будущего. А любовь со временем истлеет в сердце и вместо нее останется пустота и чувство обиды, что все хорошее прошло, кончилось, как все проходит и кончается в этом мире.
– Оставьте мою дочь в покои. Не звоните больше ей, – попросила Дашина мать. Федор настаивать не стал. Положил трубку.
* * *
И оставшись один, он теперь частенько задерживался на работе допоздна, не раз вспоминая бывшего начальника эскпертно-криминалистического отдела, Антоныча. Мудрейший был старик. И изречение его, что у опера не может быть семьи, верное. Хотя бы по отношению к Федору. Нет у него семьи, и не будет.
Федор убрал в сейф толстенную папку с уголовным делом, в котором прибавилось теперь несколько протоколов допроса полковника Скворцова и охранников стадиона. Все они стали давать показания.
В управлении уже давно никого не было. И та тишина, которая царила сейчас в коридоре, казалась непривычной. Потому что днем в коридоре слышались голоса, шаги сотрудников и посетителей. Ощущалось какое-то движение. А сейчас, будто все замерло, погрузилось в дрему. И только один майор не спит. Вдруг в этой тишине, Федор услышал шаги. Даже удивился. Кому неймется побродить здесь да еще в такое время. Шаги приблизились к двери майорского кабинета. Дверь открылась, и в кабинет вошел Грек. Уставился на Федора так, словно они давно не виделись. Хотя расстались всего несколько часов назад. Но Грек ведь мастак кроить мордашки. Скроил и на этот раз. Удивленную.
– Смотрю, свет у тебя горит, – сказал он, улыбаясь. – Чего домой не идешь?
Федор решил соврать. О том, что дома ему одному тоскливо, говорить не стал. Лучше нет сослаться на работу. Поэтому кивнув на кипу бумаг, лежащих на столе, сказал:
– Работы полно. Надо справку подготовить для начальства по делу.
Грек, кажется, не поверил. Хитро глянул на майора.
– Ага. Говори. Справку ему подготовить. Врешь, майор.
Федор чуть не разозлился. Он что, должен отчитываться перед этим усачом, почему засиделся в своем кабинете. Вот чего тут делает Грек. Шел бы к себе. А то повадились с Ваняшиным торчать тут. Да мало того, этот усач еще наезжает, а Федор вынужден защищаться. Лучшая защита, это нападение. И Федор сказал напористо:
– Нет, а чего здесь делаешь ты? Ведь вы же поехали с Ваняшиным провожать Оксану на вокзал.
Грек совсем невесело взглянул на майора и махнул рукой.
– Я не поехал с ними. Ваняшин один поехал. Его дело молодое. Чего я мешаться буду. Может, у него чего с ней и получится.
Федор сказал с укором:
– А ты, стало быть, уже старик?
В глазах у Грека была грусть. Он вздохнул.
– Старик, – сказал он и замолчал, вытягивая из майорской пачки сигарет, сигарету. Закурил, потом все с той же грустью проговорил: – Веришь, Федор, я стал замечать, как жизнь проходит. Раньше не замечал. Все торопился, куда-то, зачем-то бежал. А теперь, вроде, и торопиться-то некуда. А Лешка пусть едет. У него еще все впереди. Может, чего и заладится с этой Оксанкой. Она – красавица. Он – ничего. Детишек нарожают. А, Федор, как думаешь? А я крестным буду у них.
Федор смотрел на Грека и видел, что капитан, захандрил. Наверное, позавидовал им молодым, и захандрил. Потому что, как не прискорбно сознавать, но прав Грек. Не видел он жизни. Не видел настоящего семейного счастья, потому что обошло оно усатого капитана стороной. И Федор вздохнул. Обидно стало. Не за себя. За друга.
Майор открыл сейф, достал бутылку водки, кусок полукопчоной колбасы и булку, купленную почти неделю назад и уже успевшую зачерстветь. Из стола достал два пластмассовых стаканчика, в которые и разлил содержимое бутылки.
Грек взял свой стакан, заглянул в него и, вздохнув, сказал:
– Вот ты, майор, скажи мне.
Федор приготовился выслушать.
– Почему у нас, врачей боготворят, учителей уважают, торгашей любят, а ментов – на дух не переносят, как заразу. Обидно, за свою профессию.
Федору тоже было обидно. Выпив свой стакан, майор почувствовал, как сразу полегчало на душе. И плевать, что их ментов не любят. Сказал Греку просто:
– Это потому, Сан Саныч, что мы с тобой, как дворники. Что те в мусоре копаются, что мы. Потому и зовут нас – мусорами. Но ты не грусти. Не такая уж у нас плохая профессия. В мусоре копаемся, а рук своих мы не замарали. Согласен?
Федор посмотрел на Грека. Кажется, зацепило капитана, улыбаться стал Грек. Хотя самому Федору было не до улыбок. Тосковал по Даше. Только тоску свою перед друзьями старался не выдавать. Это его личное. Его – тайна. И тут же Федор предложил:
– Знаешь что, Сан Саныч, давай по второму? За наши чистые руки.
– А почему бы и нет? – оживился Грек и добавил: – И за совесть!
Федор стал разливать водку, и тут они оба услышали, как по коридору кто-то идет. Грек сразу схватил стаканы, а Федор поставил на пол бутылку.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Ваняшин. Сразу догадался, чем тут занимаются старшие товарищи.
– Леха, е-мое! Ты откуда взялся здесь? Ты же поехал на вокзал, проводить девушку? – улыбаясь, спросил Федор. – Мы уж тут думали, скоро женим тебя. Вот насчет приданого соображаем, – подмигнул Федор Греку. – Сан Саныч в крестные готовится к тебе.
Ваняшин расплылся в улыбке, когда Грек поставил перед ним стакан, а Федор тут же наполнил его.
– Не, я только после Сан Саныча женюсь, – пообещал лейтенант.
– Ну тогда тебе долго ждать придется, – сказал, вздохнув Грек.
– Ничего, ничего, – сказал ободряюще Федор. – Время терпит. Он еще молодой. Можно и подождать. Вот станет наш Леха майором…
– Почему, это майором? – закапризничал Ваняшин. – Бери, выше, Николаич. Ниже подпола я не согласен, – пошутил лейтенант.
Федор улыбнулся его шутке.
– Да, в общем-то, Леш и не так важно, кем ты станешь. Важно другое. Чтоб у тебя навсегда остались теплые воспоминания о нашей дружбе. Сядешь ты, когда-нибудь вот так, нальешь в стакан водки и вспомнишь нас с Сан Санычем.
