И немудрено: когда-то давно, еще до того, как случилось событие, именуемое им Озарением, у него была лицензия на морские перевозки, и он катал turistas по Карибам. Он смутно припоминает ту пору – беспечное время сладкого рома и забористой ямайской травы, вспоминает, как он возил буржуев от одного порта к другому, между делом валяя их жен, дочурок и подружек.
Сладкое времечко, но ничем не озаренное.
Как бы то ни было, вид ему по душе. Во время трапезы он с удовольствием смотрит, как суда входят в гавань и выходят из нее, как они плывут вдоль длинного каменного мола, отделяющего гавань от собственно Тихого океана. Ему нравится смотреть на яхты и критиковать их линии и оснастку.
Кроме того, он уверен, что где-то среди этих сотен яхт есть и яхта Бобби Зета.
Должно быть, иначе судьба, то есть копы – ее ничего не ведающие орудия, не привела бы его в Дана-Пойнт в столь благоприятный день.
Покончив с основным блюдом, он спустился со склона и подошел к широкому пирсу, обеспечивающему прибыль нескольким ресторанам. Нашел мусорный бак, а в нем – изысканное лакомство: почти не подтаявший конус мороженого, отнятый у какого-нибудь ребенка его раздраженным отцом в замызганных широких белых брюках.
Усы и борода у Полного Улета измазаны шоколадом, и он принимается обрабатывать туристов. Не может сдержаться: слова взбурлили у него внутри, пузырями вырвались изо рта, как раз когда японские туристы начали высыпаться из автобуса.
Полный Улет уже тут как тут, он их приветствует.
– Добро пожаловать в Дана-Пойнт! – кричит он ошеломленному торговому представителю фирмы, производящей автопокрышки, который прибыл из Киото. Он берет озадаченного японца под локоток и ведет на пирс. – Здесь некогда был родной дом легендарного Бобби Зета, который в эту самую минуту держит путь на родину, сюда, к нам. Бобби Зет исчез среди океанских туманов, но он вернется: в былые времена Бобби уже являлся, чтобы сообщить нам хорошие вести, друг мой!
– Откуда я знаю? – риторически вопрошает Полный Улет, потому что киотский автопокрышечный представитель слишком потрясен, чтобы что-нибудь спрашивать. – Вы вправе поинтересоваться – а я вправе ответить!
Полный Улет наклоняется и, зловонно дыша, шепчет туристу на ухо:
– Много лет назад, когда я был молодым матросом, я ходил вторым помощником на борту шлюпа, бороздившего самые отдаленные края южного моря. Груз, который мы везли на борту этого, в общем-то, чисто прогулочного судна, должен признаться, мог бы привлечь нежелательное внимание представителей власти, если бы только они обыскали эту посудину в порту или в открытом море. Не говоря уж о пиратах, друг мой, о пиратах…
Гид японцев отчаянно пытается прогнать Полного Улета, потому что тот ведет группу не туда.
Но Полный Улет только радуется, что его аудитории прибыло, и обращается к гиду:
– Привет, я тут как раз объясняю моему другу, почему я стал рассказывать про Бобби Зета. Видите ли, я его знал.
– Да оставьте же нас в поко…
– Это случилось на старом добром судне «Такой-то-Сякой-то». Как-то в одну мягкую, просто шелковую ночь я сидел на палубе, сплеснивал концы канатов, руки у меня были заняты, а во рту торчал косяк сладчайшей гавайской травы, и тут-то ко мне и присоединился человек, которого вы могли бы счесть всего лишь желторотым юнцом, если бы не его королевские манеры.
Да, я вижу, вы уже догадались. Именно так: это был не кто иной, как Бобби Зет, и он сел рядом со мной, скромным матросом, и мы беседовали друг с другом, глядя, как звезды сверкают над фосфоресцирующей гладью воды. Мы говорили по-мужски. На меня это произвело неизгладимое впечатление.
На следующий день мы поплыли на остров, не обозначенный на картах…
Полный Улет замолкает не только потому, что гид надрывается, зовя на помощь, и не потому, что японские туристы сбились в кучу на краю пирса, как бревна в штабеле, а потому, что он видит, как высокий костлявый человек с редкой шевелюрой отпирает ворота, ведущие к причалу ZZ, и поспешно спускается вниз.
Он смотрит, как мужчина торопливо подходит к самому последнему судну, небольшой элегантной яхте, поднимается на борт и исчезает в каюте.
Полный Улет вздергивает заросший подбородок к небесам и нюхает воздух.
– Как я и говорил… – начинает он, но рука у него на локте принадлежит не гиду, а охраннику, и эта облаченная в перчатку рука скоро препровождает его в полицейский участок Дана-Пойнт.
Когда его везли обратно в Лагуну, Полный Улет сообщил копам:
– Знаете, Бобби Зет вернулся.
– Ну конечно, – засмеялся водитель.
– Да, вернулся! – негодующе крикнул Полный Улет.
– Откуда ты знаешь? – спросил коп. У него испортилось настроение, ему было по-мальчишески обидно, что лагунские полицейские выбросили Полного Улета на Тихоокеанском шоссе чуть-чуть южнее границ городка. Почему бы им для разнообразия не отвезти его на север, чтобы он стал занозой в заднице у ребят из Ньюпорт-Бич?
– Откуда ты знаешь? – повторил коп.
– Учуял в воздухе.
– А-а.
– И я видел его первосвященника, – заявил Полный Улет. – Я видел Монаха.
– Ну тогда ура.
– Сначала я его не узнал, – признался Полный Улет. – Но когда увидел, как он садится на яхту…
– …тогда все сошлось, да?
– Именно.
Коп остановился, едва въехав в границы Лагуны, и открыл дверцу.
– Вылезай, – сказал он.
Все сошлось, думал Полный Улет, бредя в сторону центра. Все сошлось: ему понравились коповы слова, он принял их.
Все сошлось, говорил себе Полный Улет. Монах забирается на яхту, а значит, все сходится.
А уж название яхты!
«Нигде».
Стопудово – Зет.
Легенда.
28
– Бобби был у тебя в руках – и ты его отпустил?! – визжал Брайан.
Лицо у него покраснело, и Джонсон подумал, что у него может случиться сердечный приступ и он прямо тут и помрет.
Джонсону-то на это трижды наплевать.
И без него на похоронах будет полно народу. Потому что мексиканцы любят шумные вечеринки, а уж на этой будет много песен и плясок – как пить дать. Может, все-таки и ему туда заглянуть?
– Он ушел на высоту, – объяснил Джонсон.
– Какого хрена, что это значит? – простонал Брайан.
– Значит, что его чертовски трудно оттуда извлечь.
– Значит, вы перетрусили!
– Может быть. – Джонсон пожал плечами. Эх, хорошо бы уделать Брайана прямо сейчас! Вытащить пистолет и засадить ему пулю промеж свинячьих глазок. Однако Джонсон сдержал свой порыв и сказал: – Один из наших людей ранен.
