Он дико трусит, пока ползет к задней стене пещеры, которая кажется сплошной. Вероятно, ему все-таки придется проделать трюк в стиле Буча и Санденса. В этот миг он замечает полоску лунного света.
Это трещина в стене пещеры, увы, слишком узкая, чтобы в нее можно было протиснуться. Тим все же пытается и чувствует, что ботинки ему заливает холодная соленая вода, – стало быть, он попался.
Великолепно, думает он. Вот оно, самое унизительное раздолбайство в истории всех раздолбаев. Шарит ботинком по стене и нащупывает уступ. Сует пистолет обратно под ремень, подтягивает другую ногу и обнаруживает, что стена у пещеры – выпуклая, а значит, он сможет вылезти, крепко держась за нее руками и переступая ногами.
Однако это требует времени, а он не знает, есть ли оно у него, потому что слышит, как сердитый голос там, на пляже, кричит: «Черт!» – и Тим понимает, что Гружа, сообразив, что застрелил не того, испытывает, видимо, сильнейшее разочарование.
Это придает Тиму новые силы для поисков выхода из положения, что в данном случае следует понимать буквально. Пространство вокруг него постепенно сужается, вперед двигаться он не может. Черт! А если попробовать вскарабкаться наверх?
Это удается, но дело подвигается медленно, а он уже различает осторожные шаги Гружи, входящего в пещеру.
И вот Тим лезет наверх, пытаясь, черт дери, не издавать при этом ни единого звука. Лезет, тычась ногами в камень и упираясь руками, чтобы удержаться, и это больно, руки у него дико напрягаются.
Нет, лучше все-таки свалиться сейчас им на голову, затеять перестрелку с Гружей, проделав трюк в духе немногословного короля вестерна Клинта Иствуда, да и завязать со всем этим. Перестрелка у корраля О'Кей
[48]
– и все кончится так, как всегда у него кончается. Однако Тим этого не делает. Он забирается как можно выше и замирает. Висит там точно летучая мышь, стараясь не дышать, руки у него дрожат от напряжения, а луч фонаря Гружи шарит по пещере, как прожектор на зоне.
Через трещину он видит луну, бросающую мягкий серебристый свет на гладь моря.
Зрелище свободы.
Если Гружа заметит его здесь, наверху, он будет целиться со ста ярдов. Может и промазать. Не это ли случилось в ту ночь на границе, когда Гружа пытался застрелить его, Тима, а убил своего дружка?
Мог промазать, но мог и ошибиться – на таком расстоянии, да еще и ночью.
Но за каким хреном Гружа хотел уделать меня? Или Бобби? Как раз когда он вот-вот собирался обменять меня на Арта Морено?
Черт дери, никакого тут нету смысла, думает Тим. Но одно ясно: Гружа не промажет, если ему выпадет шанс сейчас. Этот ублюдок с головой как пуля рассмеется, обзовет меня ослом – и бабах! – дохлый раздолбай.
61
Полный Улет весь трясется от пережитого потрясения. Он стал свидетелем убийства: вспышки пламени в темноте уничтожили первосвященника, служившего Бобби. Сейчас волны уже подобрались к безжизненному телу, и крабы, оставшиеся за линией прилива, начали, пощелкивая, торить дорогу к неожиданному блюду.
Полный Улет еще крепче вжимается в землю, когда мимо него проходит человек с пистолетом, которого Полный Улет хорошо помнит: он много раз с ним беседовал на улицах Лагуны. Этот человек, казалось, питал законодательно оправданный интерес к истории Бобби Зета. Полный Улет узнает в нем того, кто мог зайти в ресторан, а потом появиться оттуда с жареным сырным сандвичем в пластиковой коробочке – поощрением, побуждающим рассказывать новые сказки.
Неудивительно, в ужасе думает Полный Улет. Неудивительно, что этот человек так интересовался.
Полному Улету больно. Острая боль отдает в голову, точно ему в череп забивают гвозди.
Он, пусть и не желая того, предал Бобби.
Рассказал этому человеку – этому Каиафе, этому Пилату! – все о Бобби, и теперь этот человек убил священника Бобби и идет в пещеру, чтобы убить самого Бобби Зета.
«Это моя вина», – думает Полный Улет.
Я продал Бобби за жареный сыр с картошкой по-деревенски и за коробочку, которая не разлагается в земле и потому пребудет вечно.
Боль нарастает.
Полный Улет знает, откуда она. Это боль вины, боль стыда, боль провала. Это боль паралича, потому что Полный Улет не может заставить себя пошевелиться. Не может вышвырнуть себя из тени под лунный свет и пойти драться за Зета. Он понимает, что должен погнаться за этим человеком и прыгнуть ему на спину. Схватить его за руку и остановить роковой выстрел. Если нужно, принять на себя пули, предназначенные для Зета.
Но он боится.
Боль страха.
Полный Улет съежился в тени утеса, обхватив себя руками и раскачиваясь в такт волнам. Он прислушивается, не раздастся ли выстрел, чье эхо обязательно грянет в пещере, – взрыв, чьи отголоски заранее раздаются в его мозгу неумолчным стуком. С этим стуком он теперь обречен жить вечно.
Как пластиковая коробочка.
«Я так слаб, – думает Полный Улет. – И моя слабость предает Бобби Зета».
Потом он ощущает, как внутри рождается некий голос, будто внезапный торнадо, взметнувшийся у него в животе. Смерч крутится и вихрем вырывается изо рта. Он не отвечает за него, он о нем не думает, он его не желает. Это происходит само по себе, это делает не он, он лишь орудие. Голос прорывается сквозь глотку как раз в тот момент, когда открывается рот, и тело его разворачивается и движется вверх.
И вот он уже необъяснимым образом стоит во весь рост, ноги увязают в песке, и его голос, где выведены на максимум и низы, и верхи, ревет: «Я ТЕБЯ ВИ-И-ЖУ-У!!!»
62
Тим от неожиданности чуть не выпал из трещины: так на него подействовал этот пронзительный, рыдающий вопль.
«Кто кого видит?» – недоумевает он. Ему кажется, что его-то никто не видит, потому что иначе он бы уже получил пару пуль, а значит, у кричащего либо острый приступ белой горячки, либо он обращается к Груже.
Видимо, Гружа тоже так считает, потому что Тим слышит, как он бормочет: «Твою мать!» – и поспешно выбирается из пещеры тем же путем, каким пришел. Что ж, рассуждает Тим, если он сумеет продержаться в этом положении еще с минуту, он, возможно, выживет, чтобы провалить дело в какой-нибудь другой день.
Гружа в замешательстве, он взбешен, он с трудом сдерживается. Во-первых, он завалил единственного парня, который наверняка мог сдать местонахождение Тима Кирни. Во-вторых, Тим Кирни будто растворился в воздухе – совершенно в стиле Бобби Зета, потому что он, черт побери, точно не выходил из пещеры и, черт побери, его там нет. А в-третьих, тут еще хрен знает чей голос из ниоткуда провозглашает себя свидетелем. Возможно, вздыхает про себя Гружа, ему придется сегодня ночью убрать не одного, а двух человек, причем ни тот, ни другой не являются Тимом Кирни.
