Не отвертишься.
— Мы не можем брать его в свидетели, — говорит он Бентли.
— Не можем, так дело развалится: поджог имеется, поджигателя нет.
— Если он выступит свидетелем, — говорит Джек, — его убьют.
Бентли пожимает плечами.
Джек не перестает вертеть это в мозгу все время, пока они едут на задержание Тедди. Задержать его — дело нехитрое. Если Тедди не занят какой-нибудь очередной пакостью, то он сидит на третьем от двери табурете у стойки «Уголка Кука» в Моджеска-Каньоне, где либо обмозговывает следующую пакость, либо отмечает удачное завершение предыдущей. Так или иначе, но Джек, не переставая обдумывать ситуацию, в которой они оказались, сдергивает Тедди с табурета, надевает на него наручники и тащит в участок. К тому времени как Тедди благополучно запихивают в комнату для допросов, Джек уже знает, что ему следует делать.
Добиться признания.
Джек глотает чашку кофе и идет обрабатывать Тедди.
Тедди — круглый дурак. Он и выглядит по-дурацки: длинные светлые патлы с залысинами надо лбом, лиловая майка без рукавов — видать, кичится своими мускулами. Пара-другая татуировок, одна из которых изображает медведя со всеми анатомическими подробностями и в весьма возбужденном состоянии. Пальцы тоже украшены татуировками. Если пальцы переплести, получается «Давай любиться».
Джек включает магнитофон и спрашивает:
— Как точно твоя фамилия — Кул или Куль?
— Я Тедди Кул.
— Прошлой ночью сгорел склад, Тедди Кул, — говорит Джек.
Тедди передергивает плечами:
— Это зопа, парень.
— Что ты сказал? — переспрашивает Джек.
— Это зопа, парень.
— Зопа? — удивляется Бентли. — Ты хочешь сказать «жопа»? Ты плохо выговариваешь слова, Тедди?
— Угу, — бормочет Тедди. — Может, и плохо выговариваю, ты, баран толстозопый.
— А где ты находился прошлой ночью? — спрашивает Джек.
— Когда это?
— Примерно в три часа утра.
— Мать твою трах-тарарах!
— В Атласском складе ты находился, вот где!
Джек наблюдает за призадумавшимся Тедди. Тот напряженно соображает, кто сообщил о нем полиции, откуда им известно, что он там был. Если на него донесли, это сделал кто-то из своих. Если же рядом оказался случайный свидетель…
— Мать твоя — блядь из блядей, — произносит Тедди. — Уродина, посмотришь — окочуришься. Давалка вонючая. Да что я, как будто сам не знаешь!
— Ты был на складе.
— И сестрица твоя — по той же дорожке топают ножки!
— Ты оставил там канистру из-под бензина, — говорит Джек. — На ней твои отпечатки.
Был случай, когда он таким точно образом взял на пушку одного неопытного любителя. Тот моментально себя выдал, закричал: «Чушь собачья! На мне же перчатки были!»
Тедди, однако, на эту удочку не ловится.
— Это не я был, — говорит он.
— Не дури, отпереться не удастся, — говорит Джек. — Ты пойман с поличным. Зачем тебе выгораживать Кэззи Азмекяна? Он бы тебя выгораживать и не подумал. Сдай нам Азмекяна, это тебе зачтется в суде.
— У тебя уже есть судимости, Тедди, — встревает Бентли. — Не поможешь себе сам, будешь отбывать по полной. И годков десять-двенадцать Рози будешь видеть только сквозь тюремную решетку.
— Не хочешь, так напиши нам признание, — говорит Джек. — Прямо сейчас и напиши.
Тедди сует в рот средний палец и, пососав, наставляет его на Джека.
Выйдя с Бентли в коридор, Джек говорит ему:
— Нам надо получить от него признание. Вызывать Гусмана в суд мы не можем.
— Старик знал, во что вляпывается, — возражает Бентли.
— Тедди его укокошит.
— Не желаю я спускать убийство с поджогом!
Джек качает головой:
— Либо мы выбьем из него признание, либо пиши пропало.
Бентли долго глядит в пол и наконец произносит:
— Делай как знаешь.
Это намеренное отмежевание не укрывается от Джека. Он спрашивает:
— Так мы тут заодно действуем?
Они глядят в упор друг на друга, пока Бентли размышляет. Потом он хмыкает утвердительно:
— Мгм…
Они возвращаются в комнату. Бентли подпирает собой угол, в то время как Джек занимает место через стол от допрашиваемого. Джек включает магнитофон и говорит:
— Если не знаешь, как писать, наговори.
Тедди наклоняется над столом и придвигается к самому лицу Джека.
— Нет у вас никакой канистры, и никаких отпечатков, будь они неладны, у вас нет, — говорит он. — Все, что у вас есть, — это ваш поганый свидетель, но, пока дело еще до суда дойдет, свидетель этот… Ну неужели ты хочешь, чтоб с хорошим человеком случилось плохое? Разве это будет не зопа?
Джек выключает магнитофон. Снимает мундир, вешает его на спинку стула.
Джек — парень рослый, шесть футов четыре дюйма, и крепкий. Он заходит за спину Тедди и со словами «Ах ты Куль паршивый» дает хорошую, с оттяжкой, затрещину Тедди, бьет его по уху.
Тедди вскрикивает и оседает на стуле. Держась за ухо, он трясет головой. Джек, приподняв, кидает его об стену. Тот как мячик отскакивает от стены, Джек ловит его, чтоб отшвырнуть к другой стене. Это он проделывает раза три-четыре.
— Это ты устроил поджог, Тедди?
— Нет.
Приподняв Тедди, Джек бьет его коленом в грудь. У того из легких вырывается хрип, от которого Джеку становится слегка не по себе. Но он помнит: выполняешь работу, выполняй ее как следует, на совесть, — и он бьет Тедди коленом еще два раза, после чего швыряет его об пол с такой силой, что голова того, ударившись о цемент, дергается как у марионетки.
Джек отступает, а Тедди корчится на полу.
— Ну а ты неужели хочешь, чтоб с хорошим человеком случилось плохое? — спрашивает Джек.
— Ты полоумный! — стонет Тедди.
— Именно. И заруби себе это на носу, Тедди, — говорит Джек. — А теперь напишешь признание или начнем по новой?
— Я требую адвоката.
Джек понимает, что этого допускать он никак не должен. Переговорив с адвокатом, Тедди узнает, что на него вешают убийство, и тогда ни о каком признании не может быть и речи.
— Ты что-то сказал? — спрашивает Джек. — Ты, похоже, бредишь, парень. Об стенку треснулся? Или накурился чем? А может, ты колесами разжился?
Джек пинает его ногой, крепко пинает. Тот корчится сильнее.
— Хватит, — говорит Джек. — Это поджог. Получишь восемь лет. А можешь скостить до трех. Три ты как-нибудь выдержишь.
