Пресс-секретарь, похожая на Мону Лизу (чересчур высокий лоб, по-старушечьи маленький рот, блудливо-кроткий взгляд), получившая от полковника Шохина установку держать информацию в секрете, неуместно улыбалась.
Журналисты переключились на редактора местного информагентства Игоря Кодацкого, похожего тусклым лицом на баптистского проповедника. Редактор охотно рассказывал то, что накануне рассказала ему Ланцева, изображая, что сам был на месте происшествия.
Анна в это время делилась информацией с зарубежными корреспондентами. С теми из них, кто недостаточно хорошо понимал русский, переходила на английский. Маленько рисовалась.
Сапрыгин сел посередине длинного стола, Лещев – справа. Стараясь выглядеть спокойным, он что-то рисовал на листке бумаги.
– Такого нигде нет, – сказал в коротком вступлении Сапрыгин, – ни у нас в области, ни в стране. Почему это проросло у вас?
– Ну, почему нигде? – ответил ему мужской голос из зала. – Зайдите в Интернет. Уличные банды есть в Архангельске, Южно-Сахалинске, в других городах, а раньше были в Казани и подмосковных Люберцах.
Реплику бросил Томилин. Вахтером в администрации работал бывший инженер его конструкторского бюро, и он этим воспользовался.
Губернатор сделал вид, что не расслышал, и повторил свой вопрос: почему банды появились именно в Поволжске?
– Мы пока не знаем, из-за чего произошла драка и кто ее возглавлял, – ответил полковник Шокин.
– Это не просто драка, – сказала Ланцева. – В городе сложилась система молодежной оргпреступности. Или вам удобней этого не признавать?
Полковник побагровел:
– То, что произошло, это пощечина правоохранительным органам. А вы, вместо того чтобы помогать, наносите свою пощечину, только нагнетаете обстановку.
Губернатор был терпелив:
– Итак, отчего это происходит?
– Сегодня у пацанов все на конфликтах построено. Уровень тестостерона в крови у подростков в четыре раза выше, чем у взрослых, – глубокомысленно изрек Царьков. – Нужно гасить запредельными физическими нагрузками, спорт развивать, все виды единоборств.
Слово взял полковник Шокин:
– Раньше попался с кастетом или ножом – сразу, без разговоров – уголовная ответственность. А с 2003 года привлечь можно только за нападение с огнестрельным оружием. Хотя это уже бандитизм, а не хулиганство. Сегодня если вам плюнут в лицо или ударят арматурой, у вас даже заявление не примут. Вам скажут: идите в мировой суд. А там вам скажут: приведите того, кто вас ударил, тогда возбудим уголовное дело.
– Что вы хотите сказать? – спросил губернатор.
– Законы надо ужесточать.
Сапрыгин поморщился. Законы по всей стране едины. Только почему-то в других городах разгула молодежных банд не наблюдается. Значит, дело не только в мягких законах.
Он мрачно пошутил:
– Скоро, полковник, вы будете ездить как некоторые ваши коллеги в Латинской Америке. В броневике.
Мясистый лоб у Шокина покрылся потом, редкие, гладко зачесанные набок волосы заблестели, будто смазанные бриолином:
– Группировщиков в городе – сотни, Валерий Дмитриевич. А в отделе по их нейтрализации всего два сотрудника, – ответил он. – Больше дать не можем, штатное расписание не позволяет. Не успеваем работать на опережение событий. Заводить информаторов среди группировщиков нам запрещено. А по своей инициативе подростки на контакт не идут. Фактически работа ведется вслепую.
– Кто здесь начальник отдела? – спросил губернатор. Булыкин поднялся. – Вы что скажете?
Голос у Никиты был негромкий, но твердый:
– Что-то говорить на моем месте поздно. Я подал рапорт.
Сапрыгин повернулся к Шокину:
– Рапорт принят?
– Нет, не принят, – ответил полковник. – Личной вины майора я не вижу. Я бы только посоветовал ему активнее работать с главарями группировок.
– То есть? – спросил губернатор.
– Надо сделать так, чтобы хотя бы один из них повел свой дикий табун в сторону от пропасти.
– Думаете, это реально?
– Думаю, да.
Сапрыгин повернулся к Лещеву:
– А кто у вас за молодежь отвечает?
Мэр кивнул Василисе Шишовой, возглавлявшей комитет по делам молодежи.
Василиса была умная, энергичная и, что особенно важно для чиновницы, речистая. Если что-то не сделано или сделано не так, всегда могла исправить положение складными словами.
– Со времени предыдущего совещания на эту тему прошло два месяца, – она будто читала по бумажке. – За этот период улучшено освещение улиц и подъездов. Во всех школах установлена система раннего предупреждения. Достаточно директору или завучу нажать на кнопочку – милиция тут как тут. Введен так называемый комендантский час. После десяти вечера подросткам до 18 лет запрещено находиться вне дома. Число спортивных секций в молодежном и досуговом центрах увеличено в полтора раза. За два месяца не было зафиксировано ни одной серьезной драки. Поэтому то, что произошло, нужно, по-моему, рассматривать не с той точки зрения, что мы недорабатываем. Тут есть какие-то другие причины, в которых еще предстоит разобраться.
Сапрыгин обратился к Василисе:
– У вас есть какие-то контакты с группировщиками? Вы бываете там, где они собираются?
Шишова покачала головой. На ее холеном лице было написано: неужели губернатор не понимает, чем это чревато?
– Боимся улицы, не знаем, как к ней подступиться, работаем по старинке, – сделал вывод Сапрыгин. – Учтите, коллеги: в вашем распоряжении два, максимум три месяца. Не будет улучшения – придется делать оргвыводы.
Лещев сидел, опустив голову и не поднимая глаз. Всем было понятно: этот камешек в его огород.
Неожиданно поднялась Ланцева:
– Я не понимаю, почему никто не говорит о наркомании в городе. По-моему, банды и наркомания – это взаимосвязано. Как можно это не учитывать? А где наркомания, там СПИД. Хотим прославиться еще и СПИДом?
Странно, но ее никто не слушал. Губернатор еще раз заострил внимание на сроках, отведенных на решение проблемы группировок, и уже собирался объявить совещание закрытым.
– Погодите! – вскричала Ланцева. – Ну, погодите же! Куда вы торопитесь? Мы ж так ничего и не поняли, не уяснили, с чем имеем дело.
Уже вставшие со своих мест чиновники смотрели на губернатора. Сапрыгин недовольно поморщился и дал знак снова сесть. Анна вышла на трибуну.
– Последнее время я пыталась понять, чем объясняется жестокость ребят. Напрашивался вывод, что мы имеем дело с патологией, с влечением к насилию. Но по моим сведениям, насилия в семьях этих ребят не так много, как принято думать. Говорят, причина – в безработице и нехватке денег. Но и это не совсем так. Многие семьи сумели приспособиться к рыночной экономике, нашли себе работу. В чем же дело? А в том, на мой взгляд, что группировки приобрели черты постоянно воюющих мини-государств со своими вождями и камарильями. Эти «государства» имеют свою экономику, дают работу, или то, что называется работой, взимают налоги, устанавливают систему вознаграждений и наказаний. Каждая группировка осуществляет захват новых территорий, распространяет свою власть на новых подданных. Быть в нашем городе вне группировки подростку практически невозможно. Или ты мотаешься, или тебя щемят, на тебя охотятся, отбирают деньги, избивают. Находясь в группировке, подросток чувствует себя комфортно, он защищен. Вне группировки подросток – изгой и лох.
